— Я убеждена в этом.
Т’саис задумалась.
— Откуда мне знать, как действовать? Я была уверена в своей правоте, а ты говоришь, что я приношу только зло.
Т’саин пожала плечами.
— Я мало жила, и у меня нет мудрости. Но я знаю, что все имеет право на жизнь. Туржан лучше объяснит тебе это.
— А кто такой Туржан? — спросила Т’саис.
— Он очень хороший человек, — ответила Т’саин, — и я люблю его. Скоро мы отправимся на Землю, где небо глубокого синего цвета.
— Земля… А если я отправлюсь с вами на Землю, найду ли я там красоту и любовь?
— Может быть. У тебя есть разум, чтобы понять красоту, и красота, чтобы привлечь любовь.
— Тогда я больше не буду убивать, как бы отвратительно мне ни было. Я попрошу Панделума отправить меня на Землю.
Т’саин сделала шаг вперед, обняла сестру и поцеловала ее.
— Я всегда буду любить тебя, — просто сказала она.
Лицо Т’саис застыло. “Рви, режь, руби”, — говорил ее мозг, но в ее теле, в каждой его частице, нарастал поток удовольствия. Она неумело улыбнулась.
— Ну… я тоже люблю тебя, сестра. Больше я не убиваю, я найду и познаю на Земле красоту… или умру…
Т’саис села на лошадь и отправилась на Землю в поисках любви и красоты.
Т’саин стояла в дверях, глядя, как уезжает в многоцветье ее сестра. Сзади послышался крик, и появился Туржан.
— Т’саин! Эта бешеная ведьма обидела тебя? — Он не дождался ответа. — Довольно! Я убью ее заклинанием, чтобы она не могла больше причинить никому боль!
И он собрался уже произнести Заклинание Огня, но Т’саин рукой зажала ему рот.
— Нет, Туржан, не нужно! Она обещала больше не убивать. Она уходит на Землю в поисках всего того, что не может найти в Эмбелионе.
И Туржан, и Т’саин вместе смотрели, как Т’саис растворяется в многоцветьи луга.
— Туржан, — сказала Т’саин.
— Что?
— Когда мы будем на Земле, ты найдешь мне черную лошадь, как у Т’саис?
— Найду, — со смехом ответил Туржан, и они пошли к дому Панделума.
В глубокой задумчивости волшебник Мазириан брел по своему саду. Ветви деревьев, увешанные красивыми, но ядовитыми плодами, склонялись над ним, цветы раболепно опускали головки при его приближении. Тусклые, как агаты, глаза мандрагор в дюйме над землей следили за его обутыми в черное ногами. Таков был сад Мазириана — три террасы, полные странной и удивительной жизнью. Некоторые растения непрерывно меняли расцветку; на других цветы пульсировали, как морские анемоны, пурпурные, зеленые, лиловые, розовые, желтые. Здесь росли деревья с кроной, как парашюты из перьев, деревья с прозрачными стволами, увитыми красными и желтыми лианами, деревья с листвой, как металлическая, фольга: каждый лист из другого металла — меди, серебра, синего тантала, бронзы, зеленого иридия. Цветы, подобно воздушным шарам, вздымались вверх над блестящими зелеными листьями; куст, покрытый тысячами цветов-флейт, и каждая флейта негромко играла музыку древней Земли — музыку, напоминавшую о рубиново-красном солнечном свете, о воде, сочащейся сквозь чернозем, о ленивых ветерках. А за рокваловой изгородью деревья дикого леса образовывали загадочную стену. В этот умирающий час земной жизни ни один человек не мог похвастать, что знает все ее лесные долины, прогалины, просеки, поляны, все лощины и впадины, все уединенные ущелья, руины павильонов, все сады и парки в солнечных пятнах, овраги и холмы, многочисленные ручьи и ручейки, пруды, луга, чащи, заросли и скалистые выступы.
Мазириан шел по саду, и лицо его хмурилось в задумчивости. Шел он медленно, сцепив руки за спиной. Существовало нечто, внушившее ему удивление, сомнение и великое желание, — прекрасная женщина, живущая в лесу. Она, смеясь, приходила к изгороди, всегда настороженная, верхом на черной лошади, с глазами, как золотые кристаллы. Много раз пытался Мазириан захватить ее; всегда лошадь уносила ее от его разнообразных приманок, засад и заклинаний.
Болезненный крик заполнил сад. Мазириан, ускорив шаг, обнаружил крота, который жевал ствол гибрида растения с животным. Мазириан убил нарушителя, и крик сменился порывистым дыханием. Мазириан погладил пушистые листья, и красный рот растения засвистел, выражая этим свою радость.
