Кугель выбрал для себя роскошную спальню с окнами на юг, сменил свою богатую одежду на шелковую ночную пижаму, уселся на кровать с бледно-голубыми шелковыми простынями, лег и в ту же секунду уснул.
Наутро он с трудом начал соображать, какой же глаз следует открыть. Кугель подумал, что неплохо бы завести повязку, чтобы закрывать ею глаз, которым не надо пользоваться в настоящий момент.
При дневном освещении дворцы Смолода выглядели еще роскошнее, чем ночью, и сейчас вся площадь была запружена принцами и принцессами неслыханной красоты.
Кугель оделся в красивые черные одежды, оживив их зеленой шляпой и сандалиями того же цвета. Он спустился по витой лестнице в зал-прихожую, отпер дверь и вышел на площадь.
Бубача Анга нигде не было видно. Другие жители Смолода приветствовали его с вежливостью, а принцессы с явной теплотой, откровенно показывая, что он им нравится. Кугель отвечал также вежливо, но не заигрывая — даже волшебные каспы не могли заставить его позабыть жирные туши со спутанными волосами, которыми являлись на самом деле все женщины Смолода.
Он позавтракал изумительными блюдами, затем вернулся на площадь, чтобы обдумать план своих дальнейших действий. Быстрый осмотр парка показал ему, что воины Гродза были начеку. Так что в настоящий момент побег был невозможен.
Аристократы Смолода занялись своими делами. Некоторые из них отправились на прогулку по прекрасным зеленым лугам, другие поехали кататься на лодках по прекрасной реке к северу. Старейшина — принц умудренный и величавый — сидел на скамье из оникса и был погружен в раздумья.
Кугель приблизился к нему. Старейшина поднялся со скамейки и отсалютовал Кугелю со сдержанной сердечностью.
— Мои раздумья нелегки, — объявил он. — Несмотря на то, что законы были соблюдены, и учитывая, что ты совершенно незнаком с нашими обычаями, я все же чувствую, что была совершена определенная несправедливость, и я не знаю, как исправить ее.
— Мне кажется, — сказал Кугель, — что эсквайр Бубач Анг, хоть он несомненно и достойный человек, нарушает дисциплину и тем самым подрывает уважение к Смолоду. По моему мнению, ему пошло бы на пользу, если бы он еще несколько лет провел в Гродзе.
— В том, что ты говоришь, что-то есть, — ответил старейшина. — Небольшие самопожертвования иногда бывают необходимы для благосостояния всех. Я, например, определенно чувствую, что если бы такой вопрос возник, ты с радостью отдал бы свой касп и согласился бы начать жизнь в Гродзе. В конце концов, что такое несколько лет? Они пролетят мимо, как бабочки.
Кугель сделал рукой неопределенный жест.
— Или можно было бы назначить жеребьевку, по которой все, кто смотрит на мир через два каспа, будут участвовать в обязательном порядке, и проигравший отдаст свой касп Бубачу Ангу. Лично я готов удовлетвориться только одним.
Старейшина нахмурился.
— Как сказать… это едва ли возможно. А тем временем ты должен принять участие в наших развлечениях. Если мне позволено будет сказать, ты оказался фигурой очень представительной, и многие из наших принцесс смотрели на тебя затуманенным взором. Вот, например, прекрасная Удела Наршаг, или Золокса, Лепесток Розы, кроме того — обаятельная Ильвия Ласмаль. Ты не должен стесняться: здесь, в Смолоде, мы привыкли развлекаться как умеем.
— Прелесть этих леди ускользнула от моего внимания, — сказал Кугель. — К сожалению, я связан клятвой целомудрия.
— Несчастный! — воскликнул Старейшина. — С принцессами Смолода никто не может сравниться! И заметь — вот еще одна ищет твоего внимания.
— Ну что ты, это тебя она хочет, — сказал Кугель.
И старейшина тут же отправился к молодой женщине, о которой шла речь. Она выехала на площадь в великолепной, похожей на лодку коляске, шагающей на шести лебединых ногах. Принцесса полулежала на розовых подушках и была настолько прекрасна, что Кугель сильно пожалел о своей хорошей памяти, рисовавшей ему колтуны в волосах, прыщи, обвисшие губы, потные щеки и морщины женщин Смолода. О такой принцессе, как эта, действительно можно было только мечтать: изящная, гибкая, с пышными формами, кремовой кожей, крохотным носиком, огромными глазами с поволокой, нежным чувственным ртом. Выражение ее лица заинтриговало Кугеля, потому что оно было более сложным, чем у многих других принцесс — задумчивое, но волевое, страстное, но недовольное.
