Она засмеялась, открывая входную дверь. Мягкий желтый свет упал на булыжную мостовую.
— У меня нет имени. Зачем оно, ведь кроме нас с дядей здесь никого нет.
Гвил удивился, все было очень загадочно, но он постарался скрыть свое удивление.
Может, она считает его колдуном и боится порчи? Когда они вошли в дом, звуки флейты стали громче.
— Я буду называть тебя Амис, если можно, — сказал Гвил. — Так называется южный цветок, золотистый и прелестный, похожий на тебя.
Она кивнула:
— Пожалуйста, если хочешь.
Они вошли в комнату, украшенную гобеленами, большую и теплую. У одной из стен ярко горел камин, невдалеке от него стоял накрытый стол. В кресле сидел старик, взлохмаченный и неопрятный. Его спутанные седые волосы падали в беспорядке на спину, всклокоченная грязно-желтая борода выглядела не лучше. На ногах старика были потрескавшиеся сандалии. Как ни странно, он продолжал играть на флейте, не замечая вошедших. Гвилу показалось, что девушка движется в такт музыке.
— Дядюшка Людовик! — весело крикнула она. — Я привела гостя, сэра Гвила из Сферы.
Гвил остановил взгляд на старике и поразился. Его глаза, невзирая на возраст, лихорадочно и молодо блестели и очень умно смотрели. Гвилу даже показалось, что они как-то странно смеются, и это немного обескуражило его. Но морщины на лице старика говорили о перенесенных страданиях.
— Дядя — великий музыкант, в этот час он всегда занимается музыкой. Он придерживается такого режима уже много лет…
Гвил вежливо поклонился.
Амис направилась к столу.
— Угощайся, Гвил, я налью тебе вина. А потом, может, ты тоже поиграешь нам на флейте.
— С радостью. Я неплохо музицирую, — откликнулся юноша и увидел, что лицо старика просветлело, а уголки рта задрожали.
Гвил ел, Амис подливала ему вина. Наконец, комната поплыла у него перед глазами.
Дядя Людовик продолжал играть свою мелодию, нежную и журчащую, которая убаюкивала юношу. Сквозь дрему тот еще видел, как Амис танцует.
“Странно, — подумал Гвил, — эти люди живут в одиночестве, но они добры и прекрасно образованны.”
Гвил очнулся, закончил есть и встал из-за стола. Людовик все еще что-то наигрывал, мелодия походила на пение птиц на восходе солнца. Амис танцевала, подвигаясь все ближе к Гвилу. Он чувствовал тонкий аромат духов и совсем близко видел ее золотые волосы. Ее лицо дышало счастьем.
Людовик почему-то смотрел на нее сердито, не говоря ни слова.
— Ну, а сейчас, может, поиграешь ты? Ты такой молодой и сильный, — сказала Амис, увидев, что Гвил раскрыл глаза. — Я знаю, что ты не откажешься сыграть для дяди, он будет очень доволен и скоро уйдет спать, а мы посидим и поговорим.
— С удовольствием! Я поиграю, — проговорил Гвил, с трудом шевеля окаменевшими губами. — Это все из-за вашего вина… Пусть моя музыка расскажет вам о Сфере.
Случайно взглянув на старика, Гвил был удивлен странным выражением его лица. Замечательно, что человек так любит музыку.
— Ну же, играй! — попросила Амис, подталкивая его к Людовику и флейте.
— Я лучше подожду, пока дядя закончит. Боюсь оказаться невежливым, — возразил Гвил.
— Нет, чем быстрее ты покажешь, что хочешь играть, тем скорее он закончит. Просто возьми флейту. Он плохо слышит, — сказала девушка.
— Ну, что же, — согласился Гвил, — но я лучше возьму свою флейту. — И он достал ее.
В чем дело? Гвил увидел, что с девушкой и стариком произошло что-то странное.
Глаза Амис сверкнули, а дядя обрадовался, но на его лице застыло выражение какой-то безнадежной покорности.
Гвил отвернулся, смутившись.
— Тебе не хочется играть? — На мгновение наступила тишина. Амис в этот момент была особенно привлекательна. — Но я уверена, что своей игрой ты обрадуешь дядю. Ему кажется, что игра другого на его инструменте будет необычайно красива.
Людовик кивнул, и его старые глаза опять как-то странно сверкнули.
У него был действительно чудесный инструмент, сделанный из светлого металла и инкрустированный золотом.
Дядя жадно держался за него.
— Возьми флейту, — сказала Амис, — он плохо соображает.
Людовик отрицательно затряс головой, и Гвил с участием посмотрел на него, на его запачканную бороду, трясущуюся голову.