На самом деле, Геракл уже давно не похож на ребёнка. Отросшие на опухшем лице клочья бороды делают его похожим на схимника. А так, он без пяти минут бомж. Мне горько это осознавать, глядя на своего друга, и я пытаюсь прогонять от себя мрачные мысли.
Я подскакиваю к Гераклу, и хватаю его под руку.
– Поночка, помоги! А ты, Уксус, собрал бы со стола закусь. Лучше в дом пойдём, а то костёр почти погас, за дровами ломы идти, да и комары сожрали.
На самом деле, я хочу загнать их всех в дом, чтобы потом незаметно испариться. Просто вызову такси и уеду. А завтра на самолёт и здравствуй Москва и моя настоящая жизнь. А об этой жизни пора бы уже и забыть. Простите, пацаны, но, похоже, мы видимся с вами в последний раз. Сейчас мы сядем за стол, выпьем по одной, а потом я выйду покурить и незаметно испарюсь. Не прощаясь. Так будет лучше.
Пока Поночка суетится, укладывая Геракла, а Уксус разливает водку, я, спрятав телефон под столом, захожу в приложение агрегатора, ищу свободное такси. Боже, до чего всё изменилось. Одно нажатие на сенсорную панель и через пять минут, меня здесь не станет. Ещё одно нажатие, и я уберусь из этого города, туда, где уже давно всё по другому, где друзья нужны только для выполнения определённой задачи, где почти все вопросы можно решить с помощью вот этой маленькой коробочки. Парни так и остались в прошлом в этих чёртовых девяностых и это уже не моя проблема, вытаскивать их из этого болота. У меня и своих полно. Нужно удерживаться на должности, чтобы зарабатывать на выплаты кредитов за жильё и обучение детей. Да, жизнь не сахар. Так себе жизнь, но я по крайней мере один из всех наших одноклассников выбился в люди. Хотя, кого я обманываю, из всех нас в люди выбился только один человек. Тот, который никогда не терял время на пустые приколы и дешёвый романтизм, тот который всё и всегда делал по расчету, кто никогда не давал волю своим эмоциям. Этот человек – Ленин.
«Ну давайте, пацаны, за встречу!» – звонко брякают гранёные стаканы.
В который раз проглатываю противную, сводящую скулы жижу, и всё под один тост.
Да, наши застолья скупы на красные слова и тосты. Пацаны пьют не ради того, чтобы сказать какую-нибудь услышанную, или вычитанную чушь, они пьют ради веселья. Только вот с каждой выпитой рюмкой веселья всё меньше и меньше.
– Да, Ленин нас здорово тогда подставил. Если бы не он, всё бы у нас с вами могло быть по-другому. – Поночка снова затягивает старую песню. – Чтоб ему там по полной вкатали. – он с ожесточением вгрызается в шмат мяса, словно это ляжка или щека Ленина.
– Ага, вкатают ему! Увидишь, скоро под залог выпустят. Они своих под пресса не отдают, – мычит Уксус, уперевшись локтями в стол. Сейчас они похожи на двух шахматистов, участвующих в серьёзном турнире. Сидят друг напротив друга, и каждый уставился в шахматную доску. Только вместо фигур на этой доске пузырь, стаканы и тарелка с непрожаренным мясом. А я выполняю роль судьи. Только оно мне надо? Снова сидеть и полночи слушать базары про то, какой Ленин мудак и сволочь? Нет уж, извините, пацаны, я пошёл.
Прощальным взглядом окидываю моих вечных друзей неудачников. Скуластый профиль Поночки, заросшее щетиной лицо Уксуса. Перевожу взгляд на свернувшегося в калачик Геракла. Сердце неприятно щемит. Жалко, что Буратину не удалось напоследок повидать.
– Пойду перекурю! – поднимаюсь из за стола.
– Кури здесь, – говорит Уксус и зубами вытягивает из пачки сигарету.
– Хочу на свежем воздухе, да и поссу заодно!
Они сразу же переключаются друг на друга, и, как старые коммунисты заводят свою любимую песню о Ленине, даже не глядя, как я продвигаюсь к двери.
«Всё пацаны, прощайте!».
Выхожу на крыльцо, прикуриваю. Глаза заволокло прозрачной плёнкой.
«Вот ещё! Ты ещё расплачься здесь!»
На улице уже ночь и я в пятнадцати километрах от города, но агрегатор сообщает, что такси в пяти минутах от меня. Нужно только нажать иконку на экране. Сквозь слёзную пелену смотрю в темень, на берег, где догорают угольки нашего костра. Мы все догораем как эти угольки. Кто-то догорит позже, кто-то раньше.
