- Нина, я давно понял, что у тебя только два состояния: первое - ты очень больна и не можешь принять гостей, второе - ты едешь в Москву и вся в цейтноте. Я приду всего на полчаса.
Ну, думаю, что же будет-то?! Неужели он идет выяснять отношения? Муж придет только в девять часов вечера. Страх меня обуял. Но на всякий случай ставлю чайник, режу сыр.
Вспоминаю, как вчера, на дне рождения Агнии, девочки устроили гадание на открытках - написали сами разное и мне предложили тоже поучаствовать. И выпало вот что: "Завтра не падай, когда что-то узнаешь!". Как бы не упасть...
Встаю перед иконами и начинаю молиться: "Господи, спаси меня!!! А ты, Пикассо, отойди от Христа!" (это я двигаю стекло в шкафу, где икона - дело в том, что на стекле приклеена репродукция "Женщины с вороном", она-то и наехала на плечо Спасителя).
Прошло два часа! Чайник остыл, а гостя все нет. Сыр уже подсох (кончики сырных треугольников загнулись кверху). Как бы и мне не загнуться.
Когда-то Арнольд учил меня: если тебе страшно, нарисуй свой страх. И вот я беру лист бумаги, ручку, пытаюсь нарисовать. Получается что-то... кто-то вроде муравьеда с длинным узким носом - нечто в стиле Шемякина. Но страх не уходит, увы.
Агния видит, что я вся красная - хотела окропить меня святой водой, но резко взмахнула бутылкой и налила мне полное ухо святой воды. Однако после этого в моей голове стало яснее, волнение улеглось. Арнольда все нет. Наверное, он раздумал приходить. Просто так - попугал...
Я включила телевизор. Там показывают ковры по рисункам Кандинского и Миро. Думаю, что Кандинский и Миро ТАМ довольны этими коврами. Или нет? И вдруг испуг снова написался в голове прямо словами: как же я буду умирать-то? Прототипы узнают, что мне плохо, будут злорадствовать...
И тут - звонок в дверь. Арнольд вошел, снял пиджак и натужную маску с лица. Выставил бутылку коньяку. Сейчас начнет с излюбленной фразы: "Сардонизм еще тот".
- Нина, представляешь - сардонизм еще тот! Иду я к вам, а навстречу мне...
- Ой, - нервно перебиваю я, - Славы нет, а я же не могу выпить!
- Ничего, ты выпьешь одну рюмочку за примирение. И депрессию снимешь у тебя на лице она написана.
Мой муж говорит, что в старости реже бывает депрессия. И это правда. Всему ведь радуешься: что утром встаешь, Господь с нами, работа идет... Тут я спохватываюсь и замолкаю. Такая у меня работа, что друзья бросают потом!
Между тем, гость разливает коньяк.
А наш кот Кузя в это время сбросил с батареи половую тряпку - играет с ней.
- Что, Кузя, пол мыть собрался? - Арнольд чокается со мной. - Нина, чего ты так смотришь? Это я должен смотреть на тебя с чувством законной настороженности... ну, мы много пить не будем, а то появится чувство незаконной привязанности...
Я выпила три глотка - коньяк дает такое ощущение, что изнутри растет сила. Это хорошо! Силы мне сейчас явно понадобятся.
- Вот что, Нина, у тебя все типы в рассказах - одни и те же.
Началось! Сейчас будет вразумлять, критиковать, уличать, а потом и обличать.
- А у Достоевского, - защищаюсь, - вообще только два типа: бес и идиот.
Повисла мхатовская пауза. Святая Нина, моли Бога обо мне!
- Ладно... Нина, я хочу одну историю рассказать. Может, тебе куда пригодится. Помнишь Лилю? Ту самую, которую жених украл прямо в школьной форме. Они потом развелись, и вот вчера - представь - на Лилю напал маньяк! Нанес восемь ножевых ран. Но пустяковые ранки. Она подозревает, что его муж подослал...
- Бедная Лилечка! - я записываю сюжет. - За что такое? Помню ее слова: если в день не потрачено много денег, то день прошел зря...
Гость нервно налил себе в рюмку и быстро выпил:
- Я так и знал... началось. Ну почему, Нина, почему ты всегда ищешь причину в плохом?
- Неправда! Далеко не всегда я ищу причину в плохом.
- Но у тебя в рассказе я - не я, а какой-то Залуп Залупович! Зачем было упоминать три моих брака?
- Так все твои дети сдали кровь, чтоб спасти отца! Не каждому дети от всех браков... помогают. А тебе - кровь сдали, Арнольд!
- Пойми ты, сантехник человеческих душ: дело не в том, что сдали кровь! Не поэтому я остался жив после аварии.
