Тутмос, стоявший в толпе, не смог найти ее. Но Руи, который, как и все мальчишки, устроился хотя и не на очень удобном, но выгодном для обзора месте, говорил, что видел ее. Она сидела совсем одна в своих носилках, плотно закутавшись в голубые траурные одежды.
Эхнатон мертв!
У Тутмоса уже отнимались от усталости ноги, когда он, пропустив всех сановников, придворных, воинов и меджаев, примкнул к шествию. Никогда дорога к уединенной гробнице в скалах не казалась ему такой знойной, такой пыльной, такой бесконечной! Само собой разумеется, что переступить порог гробницы подобным ему людям было невозможно. Погребальные помещения оказались слишком тесными и для придворных. Помимо жрецов и членов царского дома, в вечное жилище Эхнатона смогли вступить только самые знатные из вельмож. Вместе со множеством других людей, подставивших свои тела под жаркие лучи солнца, Тутмос должен был опуститься на землю у входа в гробницу.
Тишина пустыни была нарушена воплями плакальщиц. Они рвали на себе волосы, били себя в грудь, жалобно простирали руки к небу. Эти стенания доносились издалека до слуха скульптора, как крики большой птицы.
Люди шептались вокруг него, но Тутмос не принимал никакого участия в их разговорах. Когда Руи тихо задал ему какой-то вопрос, он бросил на мальчика такой взгляд, что у того слова застряли в горле.
Тутмос сидел неподвижно, словно жизнь замерла в нем. Он сидел, не замечая, как идет время, не замечая, как постепенно пустела гробница, как рассеивалась толпа окружавших его людей. Он сидел так до тех пор, пока сыну не показалось жутким его молчание. Руи робко сказал:
– Они все ушли, отец! Не хочешь ли ты?.. Тутмос, словно очнувшись от глубокого сна, пришел в себя.
– Да, – сказал он глухо, – пойдем!
И повел мальчика за собой к входу в царскую гробницу.
Стражи узнали скульптора и пропустили его внутрь. Хотя почти все факелы уже потухли и в гробнице стало совсем темно, Тутмос легко нашел дорогу к большому залу. Он достал огниво, которое спрятал заранее, и ощупью зажег светильник. Мальчик дрожал, скорее от страха, чем от холода, которым веяло на него из недр горы.
Царский саркофаг поставили в углу большого зала. «Временно, – подумал Тутмос, – до тех пор, пока не будет закончена погребальная камера». Долго стоял он молча перед саркофагом. Его еще не накрыли тяжелой каменной плитой (в ближайшее время это сделают люди Тутмоса), и можно было видеть гроб из кедрового дерева, где в золотом внутреннем гробу покоилось тело царя.
– Руи, – прошептал Тутмос и притянул мальчика к себе. Он хотел что-то сказать, но голос изменил ему.
Еще долгое время продолжались работы. Тутмосу становилось все труднее снабжать людей продовольствием. Хатиаи, к которому он обращался, обнадеживал, обещал, но мало что делал. Один за другим покидали подмастерья своего мастера. Пища становилась все более скудной.
В конце концов Тутмос вынужден был вновь обратиться к своему начальнику:
– У меня осталось всего три человека, и этих троих я едва могу прокормить! При таких условиях гробница никогда не будет готова.
Хатиаи многозначительно посмотрел на него и сказал, устало пожав плечами:
– Мертвый царь – плохой плательщик.
В полной растерянности отправился Тутмос к Ипу, чтобы обсудить с ним сложившееся положение. Он застал мастера за работой над моделью, которая была уже почти готова.
– Кто этот юноша? – спросил Тутмос друга.
– Ты не знаешь его? Это царевич Тутанхатон. Говорят, что он женится на Анхсенпаатон и будет, вероятно, провозглашен наследником престола.
– Наследником престола?..
– Да, потому что у Меритатон нет сына.
– Ипу! – голос Тутмоса сорвался до крика. – Что ты говоришь?! Сменхкара и Меритатон могут еще народить дюжину сыновей!
– Сразу видно, что ты многие месяцы провел в погребальной пещере. Дни царя Сменхкара сочтены.
– Сочтены? Он болен?
Ипу утвердительно кивнул в ответ.
– Почему он покинул город Небосклон Атона и вернулся в старую столицу? Наверняка жрецы Амона нашли средства и пути, чтобы его погубить! Разве нет ядов, которые действуют медленно? Или его изнуряют демоны болезни?
