– Ну, а как там, в Нехебе?
– Что там должно быть? Там больше не почитают ни местную богиню Нехбет, ни ее супруга Тота, ибо Атон уже проник в сердце местных жителей.
– Вот как? В самом деле? – обрадованно спрашивает Тутмос.
Эсе подливает брату вино. Ее взгляд, полный нежности, переходит с одного мужчины на другого.
Ложась спать, она сказала Тутмосу:
– Я так рада, что приехал Уна. Я знаю, ты его полюбишь. Он такой хороший.
Тутмос не стал сдерживать сердечных излияний своей жены, и она продолжала:
– Когда я была маленькой и он дразнил меня, я часто плакала, но он не хотел меня обижать, а когда отец бил меня, брат всегда утешал меня украдкой.
Не приходилось сомневаться в том, что верховный управитель доволен Уной. Чуть ли не каждый день он что-нибудь присылал ему: зерно и мясо, птицу, фрукты и вино. Однако шурин как будто и не собирался обзаводиться собственным домом. Работал он у Маи очень недолго и через несколько недель перешел в канцелярию, возглавляемую Туту.
Тутмос попытался выяснить, не поссорился ли Уна с верховным управителем.
– Ну, что ты! – ответил Уна. – Но Туту – это «главные уста царя». Обо всем, что говорят послы чужеземных стран, он сообщает во дворец, куда он вхож всегда. Сам Маи считает, что мне полезнее служить у Туту и просто жалко использовать меня на должности, связанной лишь с налогами.
– Значит, теперь твое положение позволяет тебе взять жену? – спросил Тутмос.
– Да, но я должен буду много путешествовать. Что же будет делать моя жена одна?
Тутмосу не приходилось жаловаться: Уна приносил в дом гораздо больше того, что он мог съесть. Правда, иногда он принимал у себя некоторых чужеземцев, посещавших новую царскую столицу. Но, в конце концов, разве дом его не достаточно велик, разве не радуется присутствию брата Эсе, разве его сын не учится у него иностранным языкам, что никогда не повредит ребенку? Разве не отдыхает он сам, слушая болтовню Уны, когда усталым возвращается из своей мастерской? И когда Уна, уехав во второй раз, долгое время отсутствовал (он был прав, когда говорил, что часто будет в отлучке), Тутмос почувствовал, что ему явно чего-то не хватает. Он сказал об этом Эсе, и та, прижавшись к мужу, прошептала:
– Я так и думала.
Из прежней царской столицы пришла весть о кончине царя Небмаатра. Смерть его, о которой скорбели, вызвала в то же время вздох облегчения: уже многие годы фараон лежал пораженный неизлечимой болезнью, словно погребенный заживо. Теперь он освободился от мучений и покинул давно ставший ему в тягость мир.
Вскоре после смерти фараона другое событие взволновало город: его вдова, Тэйе, мать Эхнатона, объявила о своем намерении посетить Ахетатон. Спешно стали сооружать часовню «Сень солнца», такую же, как у Нефертити и Меритатон. Там, покачивая своими прекрасными руками систры и произнося вечерние молитвы, провожали они на отдых лучезарного бога.
Ипу получил задание украсить изображениями эту часовню царицы-матери, и Тутмос не преминул навестить его там.
– Ты все еще в тревоге, – сказал Тутмос, пристально посмотрев другу в глаза. – Ты опасаешься, что вера в Атона недостаточно утвердилась в стране. А вот теперь мать нашего Доброго бога, которая долго колебалась, поддерживает дело своего сына.
Ипу ничего не сказал в ответ. Он не хотел отвлекаться от работы. Контуры изображений, призванных увековечить посещение высокой гостьей храма Атона, были уже набросаны. В праздничной процессии шествует Тэйе рядом со своим царственным сыном. Ее лицо обрамлено париком, увенчанным короной из перьев, из которой поднимается солнечный диск, охваченный длинными рогами. Слуги с опахалами сопровождают царственных особ. А поодаль ждет их свита: стражи, слуги, колесничий, знаменосцы. Там же написал Ипу славословие царице-матери: «Это она существует в доброте», «Госпожа этого храма», «Да будет она жива веки вечные!».
Предстоящие празднества доставили много хлопот царскому дому и всей царской резиденции. Пришлось поработать и Тутмосу. До прибытия Тэйе следовало подвинуть вперед работы над статуями царя, царицы и царских дочерей, а также над рельефами в гробнице. Нельзя быть уверенным в том, что старая царица не выразит желания все осмотреть, хотя путь до гробницы Эхнатона по пылающему жаром высохшему руслу и был очень тяжел. А может быть (Тутмос надеялся на это всем сердцем), она выскажет пожелание, чтобы поблизости от ее сына и ей воздвигли вечное жилище.
