Услышав шум мотора, Энрики взял телефонную трубку. Сезар сделал жест, останавливающий Энрики, но его опередила Анжела и нажала на рычаг отбоя.
— Не горячись, прежде следует подумать.
— Именно. — Лейла глазами указала на плачущую Марту. — Если вызывать полицию, то нужно рассказывать, что в доме нашли оружие и наркотики. А это значит выдать Гильерми...
— Так ему и надо. — Энрики снял трубку и стал набирать номер.
— Энрики, положи трубку, — приказал Сезар и обратился к гостям, все еще находившимся в состоянии шока: — Пожалуйста, успокойтесь! Они ушли, самое страшное позади. Я обещаю возместить вам все убытки деньгами или драгоценностями. Но сейчас давайте успокоимся!
Марта посмотрела на мужа так, будто не понимала сказанных слов. Она с трудом выговорила:
— Где Гильерми? — Она обвела взглядом присутствующих и остановилась на бледном, взволнованном лице Клары. Она подошла к ней и, пристально глядя ей в глаза, повторила свой вопрос: — Где Гильерми? — Лицо ее исказила страшная гримаса. Она замахнулась на Клару кулаком и громко сказала: — Вон из моего дома!
Сезар и Марта сидели против друг друга. Гости уже покинули их дом, Энрики и Вилма поднялись к детям. У них отлегло от сердца, когда они застали Жуниора и Тиффани мирно спящими в своих постельках. Казалось, ураган, бушевавший в доме, каким-то чудом облетел детскую стороной. Или добрый ангел-хранитель избавил их от ужасов ночи как от страшных снов. Но Вилма долго еще не могла успокоиться, и Энрики пришлось поить ее снотворным — только после таблеток она забылась в тяжелом сне. Энрики тоже долго ворочался с боку на бок, вспоминая прошедший вечер, но потом перестроился на более приятные мысли и вскоре уснул, уткнувшись в плечо жены.
Горел свет только в комнате Клары да в гостиной, где согбенными стариками сидели супруги. Декольтированное платье Марты плохо вязалось с заплаканным лицом, лишенная ожерелья и браслетов, она постарела еще больше – теперь ничто не скрашивало ее возраст. Пережитое опустошило, обессилило их. Страх, отпустивший было после ухода бандитов, снова вернулся. Марта вдруг вспомнила, что Александра нет дома. Жизнь рушилась, и она чувствовала себя бессильной против неведомой стихии, ломающей их дом.
В ночной тишине было слышно некое движение наверху, тихонько скрипнуло отворившееся окно, послышались шаги.
Марта вздрогнула, как от удара.
— Я не слишком грубо обошлась с Кларой?
Сезар пожал плечами и постарался уйти от прямого ответа:
— Она же твоя сестра. Ты всегда ее любила и считала настоящей сестрой. Клара и мне родной человек. Сестра, дочь, какое это имеет значение?
— Ты защищаешь ее! — В голосе Марты звучало раздражение. — Но она предала Гильерми... Он исчез! Боже мой, что она наделала!
— Он бы выстрелил в тебя! Я не могла этого допустить.
Сезар обернулся — на лестнице стояла Клара с чемоданом в руках. Он торопливо встал и взял чемодан.
— Не глупи! Куда ты пойдешь посреди ночи?
Широко распахнутые, удивленные глаза странно смотрелись на скукожившемся от переживаний лице Клары, она казалась «старенькой девочкой», беззащитной и ранимой.
— Клара, ты не имела права выдавать Гильерми, - сквозь слезы заговорила Марта — Я никогда не вспоминала, как ты пришла к нам в дом беременная, одинокая. Мы защитили тебя, а потом, когда у ребенка нашли эту странную болезнь, мы опять...
Клара резко перебила сестру:
— Не продолжай, Марта. Я знаю, что кругом вам обязана...
— Тихо, Клара. Ты видишь. Марта перенервничала.
Сезар обнял Клару за плечи и старался говорить как можно спокойнее: — Иди к себе. Утро вечера мудренее.
— Дона Клара! — Все разом обернулись на взволнованный голос горничной Луизы. — Там, на кухне, Гильерми. Он зовет вас.
Опережая друг друга, все бросились на кухню. Дрожа от озноба, за столом сидел Гильерми. Родители кинулись к нему с объятиями. Между слезами и поцелуями он рассказал, как услышал шум внизу и догадался о происходящем; затем Клара подсказала ему выбраться через чердак на крышу, а сама привела бандитов в его пустую спальню.
Распахнутое в сад окно уверило бандитов, что Гильерми в доме нет. Глядя на заплаканную Марту, на дрожащего сына, Сезар неожиданно для самого себя задал Гильерми вопрос, мучивший его весь вечер;
