Беседой завладела Марта, оживленно расспрашивая Бруну о делах клиники. Он рассказывал, а больше жаловался на нехватку медикаментов, специально подготовленного персонала, разработанных методик лечения столь сложного заболевания, как наркомания.
— Без серьезной помощи извне клиника постепенно приходят в упадок. Все разговоры о помощи заканчиваются добрыми пожеланиями. Мы все очень любим побалакать.
— Побалакать? — Анжела оживилась. — Я не слышала такого слова.
— Так говорят в провинции, в частности, в моем родном городе, — пояснил Бруну.
— А вы разве не из Сан-Паулу? — вскинула на него свои черные глаза Анжела. — Вы всегда мне казались типичным жителем Сан-Паулу.
— Нет, здесь я живу последние пятнадцать лет, а родился и вырос я в Риу-Негру. — Бруну принял бокал из рук Луизы.
Марта и Анжела тоже взяли по бокалу. Марта отпила глоток и обратилась к Бруну:
— Как тесен мир! Ты, Бруну, вполне можешь знать семью Анжелы, ведь она тоже родом из Риу-Негру.
Бруну открыл было рот, но грохот и звон посуды заставили их обернуться к Луизе. Она растерянно поднимала с пола осколки посуды. Ее белоснежный передник пестрел красными винными пятнами.
— Извините, сама не знаю, как так получилось!
Марта внимательно пригляделась к горничной.
— Ты такая бледная, Луиза. Может, тебе плохо?
— Нет, Марта! — Анжела взяла Луизу за талию. — Просто она споткнулась. Правда, Луиза? Я провожу ее на кухню, а заодно принесу тряпку.
Марта принялась останавливать ее, но Анжела упрямо последовала на кухню, сопровождая шатающуюся Луизу.
На кухне она усадила Луизу за стол и налила ей стакан воды. Луиза судорожно отпила воды.
— Если он оттуда, то может вспомнить, что там произошло. Надо быть осторожной, Анжела.
— Прежде всего, надо держать себя в руках.
Анжела посмотрела на Луизу. Растерянный вид, трясущиеся руки свидетельствовали об одном — Луиза совершенно раскисла и была не в состоянии выполнить ее настоятельное пожелание.
— Я как чувствовала, мне его лицо сразу показалось знакомым. Ах, не к добру он здесь появился!
— Успокойся, успокойся! — Анжела стояла у двери, прислушиваясь к шагам. — Не он один жил тогда в Риу-Негру. Ты могла его встречать, но это еще ничего не значит.
— А вдруг он вспомнит все те события, Анжела? Об этом никто — ты слышишь меня? — никто не должен знать. — Луиза тихо заплакала.
— Никто и не узнает. — Анжела отошла от двери и поднесла Луизе воды. — Не волнуйся. До сих пор я со всем справлялась, справлюсь и дальше.
— Я знала, рано или поздно это случится! — твердила свое Луиза.
— Луиза, перестань каркать! — Анжела теряла терпение.
— Луиза! Дай мне сока!
Анжела обернулась и увидела застывших в дверях Селести и Гиминью. Мальчик подбежал к Луизе и затеребил ее руку. Селести остановила сына:
— Надо сказать «пожалуйста», Гиминью. — Она подошла к столу, ее взгляд остановился сначала на разбитой посуде, потом на фартуке, залитом вином, потом на покрасневших глазах Луизы. — Ты плачешь?
Анжела загородила собой Луизу и жестко произнесла:
— Здесь никто не плачет. А ты лучше смотри за сыном, врывается без стука… Луиза, хватит прохлаждаться. Бери тряпку, а то ковер потом не отчистить. — Анжела отстранила Селести и направилась в гостиную.
Марта и Бруну беседовали о последней выставке современного искусства. Анжела охотно присоединилась к их разговору, который они закончили за ужином. Анжела поднялась и, несмотря на все уговоры Марты остаться выпить кофе, заторопилась домой. У нее вдруг отчаянно разболелась голова, ей не терпелось очутиться дома, выпить таблетку аспирина, принять горячий душ и уткнуться в подушку. Уже лежа в постели, она перебирала в памяти подробности вечера, проведенного у Марты, из головы не шел Бруну. Почему-то и ей знакомство с ним перестало нравиться.
Тревога ни на одну минуту не покидала Клементину. Он проснулся посреди ночи, снова и снова возвращаясь к загадочным обстоятельствам взрыва. Он чувствовал, как вокруг него сжимается железное кольцо, а в ушах скрежетал тюремный засов. Тяжелый лязг железа неумолчно стоял в ушах Клементину. Еще недавно этот звук казался ему страшным воспоминанием о прошлом, теперь — напоминанием о будущем. Перед его глазами вставала череда лиц, жаждущих увидеть его за решеткой. Сезар Толедо, Анжела Видал или адвокаты комиссии натравили на него свору газетчиков, и теперь его имя ежедневно упоминалось в числе главных подозреваемых во взрыве Башни и гибели сотен людей. Порознь или вместе газетчики и его недруги упорно делали из него патологического злодея, закоренелого убийцу, достойного лишь электрического стула.
