Когда Майков перелезал через ограду, то оглянулся. Зря он это сделал. Сцена навсегда врезалась ему в память.
Воин-монстр наносит клинком кроящий удар, однако в руке у капитана Лялина — «эфка».[5] Сабля входит в тело командира, отваливая ему руку с плечом вместе, из скривившегося рта вылетает струйка крови… И почти одновременно — взрыв, летят ошметья, уносится чья-то кисть с торчащей костью и сабля.
В этот миг холодное сияние клинка было настолько сильным, что его б заметили и за пятьдесят километров. Майкова несколько секунд мучило желание — вернуться. Быстро его поборол, Лялину уже не поможешь, он в раю, а антиквариат так быстро не найдешь, да вот и очередь гукнула рядом с левым ухом, попросив поторопиться.
Старлей спрыгнул и за оградой стало ясно, что он крепко лажанулся в этой суматохе, не помогла и цифровая карта.
Оказался он не возле дороги, а на соседнем дворе. Вскоре раздался взрыв, сопровождаемый грохотом камнепада, это Мухаметшин и Кальнишевский взорвали противоселевую стенку на повороте дороги — кто им мог команду дать, запаниковали, что ли.
Двор густо зарос виноградом. Майков вскоре потерял всякую ориентацию и бился в переплетениях лозы, словно муха в тенетах паука. Когда желание бороться уже стало иссякать и осталось только лечь да сдернуть чеку с гранаты, чтобы не даться басурманам в виде, пригодном для издевательств, послышался прерывистый шепот:
— Эй, парень. Я слышал ты матюгами сыпал. Никак русак?
Майков едва не откликнулся автоматной очередью, но тут сообразил, что голос без акцента.
— Я-то да, а ты кто такой?
— Живу здесь. Вернее жил. Это был дом моих родителей. Как-то приехал их навестить из Астрахани — я там в институте учился, а родители как в воду канули, а тут уже эти. Не отпустили. Пахал на них, чтобы не убили. Мне еще ничего… знаешь, сколько они местных русских покромсали? А ведь наши люди эту станицу поставили. Справедливо, да? Ну, тронулись, я тебя выведу.
Раб выглядел не только тощим и кособоким. Пропеченный солнцем и пропаханный работой до глубоких морщин, со свежими фингалами — такими яркими в инфракрасном диапазоне. Раб не испугался наведенного на него ствола и не стал ждать ответа; ухватив Майкова за рукав, потащил через виноградник, потом провел мимо каких-то злопахнущих чанов, втолкнул в дверь сарая, вывел через другую и подвел к месту в каменном ограждении, где осыпалась кладка.
— За ней тропа, ведет к рухнувшему мостику, а потом в горы.
Майков глянул вдаль — похоже на то.
— Давай со со мной, мужик.
— Не мужик я, а казак. И куда я такой скудный приду? Родственников нет, органам одно расстройство. А здесь место для меня родное. Мои отцы и деды тут похоронены и мне до полуночи пять минут осталось. Петр Алексеевич Прошкин я. Будь здоров.
Василий почувствовал, что не может потратить на уговоры ни одной лишней секунды, иначе сердце вылетит изо рта и само припустит по дороге.
Старлей Майков выбрался тогда целым и невредимым. Но в Тарской остался и мертвый Лялин, и живой Прошкин, да и Андрюха Косарев пропал без вести — отходил вслед за Жмайло, а потом раз и исчез, без единого звука.
А когда Майков вернулся в родной город Питер, оказалось, что здесь джихадистов куда больше, чем в Тарской.
На грязную тощую руку уселся комар с зеркалящим брюшком мутанта, могучим хоботом вампира и аппетитом тираннозавра. Но убивать хищное создание уже не хотелось. В частностях жизнь была проиграна, оставалось надеяться лишь на выигрыш в целом.
Членистоногий граф Дракула расставил пошире ножки, поднатужился и глубоко вонзил свой хобот. Первая капелька чужой теплой крови ушла в его дородное пузо, потом вторая, третья.
Потом он улетел, не сказав даже «спасибо». Из дырки, обильно смазанной антикоагулянтной слюной, продолжала сочиться кровь. Комары-мутанты последнего поколения добились уже двухчасовой несвертываемости. Прилетят еще веселой эскадрильей мухи и устроят маленькую пирушку. У комаров с ними симбиоз и взаимовыручка. Почему такого нет у людей, почему люди жрут друг друга?
Антон перевязал тряпкой длинные засаленные волосы и посмотрел на человека, лежащего по ту сторону огня. Впрочем, за языками фиолетового пламени — так странно, но жарко горит наноплант — не было видно и силуэта.
