Иногда, в местах поживописнее, стоят особняки севропов и финские дома — колонисты из Финляндии и Швеции обживаются. Эти усадьбы заметны издалека благодаря заборам с динамической колючкой, похожей на скелет плезиозавра. Финно-шведы сильно боятся националистов из движения «За Пушкина», про которых с упорством, достойным лучшего применения, пишут газеты, подконтрольные Пяти Братьям.[14]
Еще на трассе видны огромные голографические биллборды, показывающие вожделенные цели гражданина и потребителя — сертификат «северного европейца», сексуального партнера из квазиживых материалов «собери себе сам», бунгало в орбитальном городе «Нью-Голливуд», где живут клоны всех знаменитых артистов.
Иногда посреди пустыря попадается мечеть, пагода, баптистская молельня — конечно же, автоматическая, с роботом-проповедником и молитвенным барабаном. И снова — остовы домов.
В мертвом теле Ингерманландии тут и там проросли наноплантовые трассы, по которым катаются автомобили голубой полиции, так что лучше идти в сторонке, через пустырь, протравленный техноплесенью еще в то время, когда НАТО боролось за выполнение резолюции ООН о «демократизации лесопарковой зоны в окрестностях Санкт-Петербурга». И стараться к Ладоге не уклоняться, где летают американские дроны, украшенные финской свастикой — могут принять за «угрозу мировой торговле в районе фенноскандинавских озёр» и сверху ракетой — бамц. Для торжественных похорон придётся останки с камушков бритвочкой соскребать…
Вскоре после того, как колонист-свиновод обстрелял бродячего Василия Савельевича из немного устаревшего, но хорошего автомата «Steyr AUG», нашелся и напарник, которому, как видно, было все равно куда бежать. Но сперва они вместе от пуль дёру дали. В отличие от Василия Савельевича, который числил себя добропорядочным семьянином, Антон считался вечным странником, бичом-интеллектуалом. Он вечно чего-то искал и взыскал: еще большей свободы, еще большего контакта с инопланетной цивилизацией, еще лучшего сочетания инь-янь, которое, как известно, можно найти в Шамбале. У него не было никаких долгов и никакого жизненного счета с большим минусом. Это вызывало здоровую зависть у Василия Савельевича. Антон вел зверино-дикарскую жизнь и проходил лишь по спискам живой природы. Его не было в базе данных банковского коллектора и в списках плохих потребителей сети супермаркетов, также как там не числились белочки и голуби. На что он жил, кроме сбора грибов и пустой тары — выяснить не удалось. Он охотно жрал как взрывч… тушенку из майковских запасов, так и грибы-мутанты, напоминающие человеческий мозг.
Это искатель незнамо чего познакомился на бегу с Василием Савельевичем, проговорив: «Вы не считаете, что у животных до появления человека был гораздо более высокий уровень жизни?»
Поскольку Антону было без особой разницы, где пробиваться в Шамбалу, то Василий Савельевич запросто сгоношил его на переход в Камышинский. Как в лесу-то без напарника? Ведь когда спишь, надо чтобы кто-то сидел на стреме. А то ненароком подвалит мишка и откусит «шишку». Впрочем в мертвом лесу, уничтоженном техноплесенью, распыленной с самолетов пискиперов, может подвалить только квазиживая слизь.
Несмотря на приличный рост и ширину плеч Антон показался безобидным, хотя он признался, что имелся в его биографии годичный срок отсидки. За то, что ударил своего дедушку поленом, а тот взял и помер. «Это как нахлынуло, — объяснял Антон, — дедушка стоял и ругал природу матом… а природа, то есть пракрити, как говорят ведантисты, защитилась моими руками.» Потом настало время «ганзейской свободы» и Антона выпустили из тюрьмы, как жертву тирании….
Дойдя к вечеру до озерка, путники сделали очередной привал и пытались поджарить на костерке какую-то пиявковидную рыбешку, а может и вовсе жирную пиявку, которую Антон поймал ботинком. Последнюю банку палестинской взрывчат…, то есть тушенки, решили оставить на потом.
Перекусив «рыбкой» и вытянув после этого из зубов остатки чего-то резинового, Антон перетянул тряпицей сальные волосы и сказал:
— Люблю я природу, и она мне отзывается. Не причинит мне вреда ни комарик, ни гад…
