— Великий государь! Смени гнев на милость. Не покидай Москвы. Мы головами тебе служим. За что ты не любишь нас?
— Тебя, Шуйский, люблю, а стольный град мой будет в Новгороде. Кто меня любит, поспешайте в Новгород. Прошу денег — избенку себе построить.
Новый распорядитель дел в царстве Борис Давыдович Тулупов сказал царю правду:
— Великий государь, твоя воля! Бери, что есть, да только денег в казне как раз на избу. Может, у сына твоего, у царевича Ивана Ивановича, великого князя Новгородского, в его новгородской казне есть больше? По твоему, великий государь, указу, месяца еще не прошло, как отданы в Отеньский Новгородский монастырь непомерно большие деньги — две тысячи шестьсот рублей.
— Что отдано, то отдано. Новгородская земля, не в пример Московской, являет новых святых. В позапрошлом году, когда я жил в Новгороде, приключился великий ураган. Неистовым ветром возле церкви Флора и Лавра унесло землю, и обретен был гроб святой девицы Гликерии. От ее мощей произошли многие исцеления. Я сам видел четырехлетнего отрока Агафона, сына подьячего, который был от рождения слеп, а приложился к мощам и прозрел… А прошлой зимой писал мне архиепископ Леонид, обретены в Боровичах нетленные мощи блаженного Якова… А ты, Москва, чем можешь погордиться?
Бояре молчали. Но тут всех ободрило и даже насмешило сообщение дьяка Посольского и Разрядного приказов Андрея Яковлевича Щелканова.
Князь Василий Иванович смотрел на знаменитого Щелканова во все глаза, хотя не смотреть надо было, а слушать. Сбежал из Польши король! Во Франции скончался его царствующий брат Карл IX, и Генрих Анжуйский Валуа, всего год тому назад избранный королем Польским и пробывший на престоле пять месяцев без недели, тайно покинул Краков и примчался в Париж, вызванный туда своей матерью Екатериной Медичи. Матушка добывала сыну польскую корону, а теперь не желала упустить корону Франции.
— Когда, говоришь, король Генрих бежал?
— Восемнадцатого июня, великий государь.
— А когда мы отправили в Краков Ельчанинова за опасной грамотой для наших послов, которые должны ехать поздравлять Генриха Валуа с восшествием на Польский престол? — Иван Васильевич говорил эту долгую фразу размеренным голосом, но глаза его так и сверкали смехом.
— Да ведь восемнадцатого! — вспомнил, изумясь, Щелканов.
— Ельчанинову-то придется ждать короля, ведь ему наказано с панами Рады не говорить: государь ссылается с государем, а бояре с боярами.
— Боюсь, долго придется ждать Ельчанинову, — покачал головой Щелканов.
— Подождет. Мы, русские, терпеливые. — И вдруг царя ударило гневом, как молнией. — Вот она польская гордыня! Выбирали себе государя из многих государей, да закопались. Эрцгерцог австрийский Эрнест им нехорош, по нелюбви польской, знать, к австрийскому царственному дому. Иоанн, король шведов, был им плох — инаковерец. Правду сказать, сразу по смерти Сигизмунда-Августа благородные паны прискакали просить на престол нашего сына Федора. Но ведь мудрецы! Федору корона без наследования, а им отдай навсегда — Смоленск, Полоцк, Усвят, Озерище да в приданое Федору тоже надо было дать десять городов с волостями. Я им тогда сказал: наш сын не девка, чтоб за ним приданое давать… Они и меня звали, и я согласие дал, ничего не обещая…
— Зато французы распинались с пеной у рта, — напомнил Щелканов. — Король Генрих флот полякам заведет, чем воспрепятствует Нарвской торговле. В Краковскую академию пригласит множество ученых, отправит на свой счет сто шляхтичей в Париж для занятия науками, наберет отряд гасконских стрелков… А приехал в Вавель без гроша. Сначала все балы давал, но очень скоро во дворце на обед подать было нечего.
— Так что же поляки думают теперь делать?
— Решено не объявлять бескоролевье девять месяцев, до сейма. Если король не вернется, тогда будет созван конвокацийный сейм.
— Для избрания короля, что ли?
— Для избрания нового короля.
Царь положил голову на ладонь и задумался.
Василий Иванович смотрел на Грозного исподтишка, через ресницы. Удивился, какие длинные пальцы и какая белая у царя рука.
— Ладно, — сказал наконец Иван Васильевич. — Польские дела долгие, а нам надо о завтрашнем дне подумать. Иду с полками к Серпухову, как бы хан не нагрянул. Хоть его на славу попотчевали при Молодях, а береженого Бог бережет.
