— Лаптю ли судить о государевых указах?! — закричал Пуговка.
Но царь взял мужика за руку, отвел в сторону и сказал:
— Один Бог волен, а царь — нет. Дворяне обнищали, войско разбрелось, а как быть царству без войска? Крестьяне все к боярам ушли, где людей больше, земли много… На Соборе с патриархом, с духовными людьми, со всем синклитом составили мы в марте Соборную грамоту. Клянусь тебе: ничего от себя не придумали, подтвердили грамоту царя Федора Иоанновича, чтоб возвращать беглых крестьян прежним владельцам. Год сыска — тысяча пятьсот девяносто третий — не мы назначили, но Годунов, бывший правителем у царя Федора.
— Так мне на деньги твои откупиться, что ли, у господина? — спросил совета мужик.
— Как сам знаешь. Но жду тебя с тысячей. Будет у тебя тысяча — будет и Россия богата.
Встретила Москва победителя-царя дрожанием небес — от звона колокольни клонились, — крестным ходом длиною в пять верст. Патриарх Гермоген ради великого дня совершил вокруг Москвы шествие на осляти, как на Вербное воскресенье, в память пришествия Иисуса Христа в Иерусалим.
Были пиры, пожалованья, награды… Народ, однако, быстро нагляделся на ликование, стал посмеиваться:
— Самих себя утопили, самих себя порезали, а радости — будто заморского царя на веревке привели.
В шумные эти дни казнили «царевича» Петра. Его повесили вблизи Данилова монастыря, при дороге. Василий Иванович, отдавая вора Собору и палачам, руки, как Пилат, умыл.
Болотникова, от греха, отправили в Каргополь, во владения Скопина-Шуйского. Да мало кто поверил, что на спасение. По тайному ли указу, но, может, и самовольством владетеля Каргополя свершилось подлое: казаку выкололи глаза и, подержав в слепоте, натешившись немощью некогда могучего предводителя народной вольницы, утопили.
Охоч был царь Шуйский до прорубей.
42
День свадьбы назначили на 17 января 1608 года. За неделю до торжества царь не утерпел и пришел под колокольню Ивана Великого, где в землянке жила пророчица Алена. Ради царя все замки царства отворяются, но Алена хлопнула дверью перед государевым носом и ни единого слова в ответ на мольбы не проронила.
Перепугавшись, Василий Иванович послал к Алене своего духовника. Смилостивилась, сама позвала. Два часа пробыл царь в Алениной убогой келье. Вышел светлый лицом, тихий.
Венчался государь с Марьей Петровной, как и положено царям, в Успенском соборе, но при закрытых дверях. Не пожелал Василий Иванович, чтоб сличали без толку его старость с нежной юностью. Венчание не зрелище — обет Богу.
Марья Петровна, счастливая, что ее невестиным бессчетным дням пришел-таки конец, только радовалась.
Свадьбу праздновали в кремлевском тереме. Были на той свадьбе одни родственники, и Марья Петровна опять не огорчилась, поверила словам супруга, шепнувшего ей, как близкой советнице:
— Ну их! Чем больше людей, тем лжи больше.
— И сглазу! — поддакнула Марья Петровна.
Радостно соглашаться с самим-то царем! Господи! Не больно верилось, что вчера была девица, а сегодня царица.
Все ей было хорошо, все в новость. Одно, может, и цапнуло за сердечко куриной лапой: взоры Екатерины Григорьевны — супруги Дмитрия Ивановича.
Подарок от нее был самый богатый — крест в рубинах. Ведь крест! Слова говорила ласковые, заботливые. Шепнула уж совсем тайное:
— Ты сначала в постели постыдись, да недолго. Немолодому (не сказала «старику») без погляду любовью не разжечься. — И, увидев, как хлопает Марья Петровна глазками, сказала откровеннее: — Ты в постель ложись в рубахе, а потом, вроде жарко тебе, сбрось ее прочь…
Старшая сестра такое разве посоветовала бы? Но вот взоры! И раз и другой перехватывала Марья Петровна Екатеринины взоры. Черные, без блеска. Тьма. И тьму эту, как воду в омуте, крутит. Попадись на погляд в недобрый час, так и хлюпнешь на дно, — дочка Малюты Скуратова.
…После ночи своей заветной, брачной ждала Марья Петровна любопытства и стыдных вопросов. Но кто же станет спрашивать царицу о царе?
Спросили-таки. В бане. Луша спросила:
— Чего было-то?
В голове у Марьи Петровны закружилось, глазки закатились, правду сказала:
— Сладко в женах. Василий мой Иванович несказанно хорош. До третьих петухов не спим.
