— Сильный такой?..
— Честный такой и жалостливый, меня жалел. Шли мы с ним с Куликова поля на своих двоих до дому, а дом наш в селе великого князя на Пахре. Доходим до гумна, переходим через тын. Иван, как увидел свою избу, перекрестился на соломенную крышу да так замертво и упал на огород, прямо на желтые огурцы возле плетня…
— Говорили, будто от радости большой, — вставил брат Анисима, но тот сурово осадил:
— Какая радость!.. Только-то и оставалось у Ванюши сил, чтобы до избы родимой достремитья… В избе этой и мы с братом родились тоже, да помирать придется где-то в другом месте: дом наш вот-вот рухнет, все венцы сгнили, пол провалился, потолок как решето… Был бы жив Дмитрий Иванович, пособил бы небось однополчанам, а молодому князю не до нас…
— Что ты мелешь, Анисим! Это же великий князь Василий Дмитриевич!
Анисим испуганно ахнул и повалился наземь.
— Слепой он после рати той, сначала-то видел, потом все хуже, хуже, теперь вовсе оскудел глазами, вот и вожу его…
Василий Дмитриевич велел своим боярам поднять старика и подвести к нему.
Анисим винился, норовил опять лбом о мостовую удариться, но два боярина удерживали его под руки. Василий Дмитриевич всматривался в незрячие глаза старого воина и вспомнил, что у отца вот так же один зрачок словно бы растекся чернотой по карей радужине… Вспомнил и то, что и отец ведь был на Куликовом поле ошеломлен: может, потому и у него глаза были чуть-чуть разными?..
Рассказы о том, как нашли отца после окончания битвы, Василий Дмитриевич слышал столь много раз от разных людей, что мог себе въяве представить, как все было.
…Опрокинув татар после трехчасовой битвы, русские гнали их потом до реки Мечи, а Дмитрия Ивановича начали искать, уже возвратившись из погони. До реки Мечи от поля Куликова тридцать с лишком верст, обратно ехали медленно — и кони были усталыми, и трофеи обременяли, — стало быть, много времени прошло с той минуты, как потерял отец сознание, несколько часов пролежал, потому уже и не надеялись его найти среди живых, искали среди павших по всему огромному полю Куликову.
«Мы видели его сильно раненного, потому стали среди мертвых опознавать», — говорил один самовидец.
«Я видел его крепко бьющимся с четырьмя татарами, они одолевали его», — признавался второй. Князь Стефан Новосильский поведал с горьким сожалением: «Я видел его пешего, едва бредущего с побоища. Язвлен ранами сильно он был, а я не мог помочь ему, понеже сам гоним был тремя татаринами».
Нашли среди мертвых во всей утвари царской Михаила Андреевича Бренка, наперсника великого князя, только оружие и коня не отдал ему Дмитрий Иванович.
Еще одного похожего на отца убитого нашли, но это оказался Федор Семенович Белозерский.
Нашли Дмитрия Ивановича едва дышащим под новосеченой березой два простых воина Федор Порозович и Федор Холопов. Но их расспросить не смог Василий Дмитриевич, потому как они недолго прожили, померли от полученных на Дону увечий.
И у отца ведь очень рано наступил предел земной жизни, в самую зоревую пору преставился он — и ему не прошли даром те язвы, что получил он, вступив в бой в первом суйме. Великий князь дрался как простой ратник, как вот Анисим или покойный брат его Иван, как те два рано ушедших из жизни Федора, как тысячи других, что недолго смогли радоваться своей победе. Все они не хотели умирать, все хотели жить, но сильнее и прежде всего хотели они — победить. Любой ценой, пусть ценой и жизни своей — молодой тогда, нерастраченной жизни, ценой всех своих надежд. Они хотели победить и при этом не думали, какой ценой, они не рассчитывали при этом еще и уцелеть, остаться в живых — это было желательным, но не обязательным условием. Вот почему они победили тогда орду Мамая, которая была многочисленнее, подготовленнее, сильнее русского воинства.
— А скажи, Анисим, страшно было умирать?
Анисим поморгал белесыми веками незрячих глаз, один из которых был серым, а второй казался совершенно черным от растекшегося зрачка, отвечал кратко:
— Сего не вем, государь.
— Отчего же «не вем»? Ты вспомни. Дмитрия Ивановича видел бьющегося?
