– Ой, Василисушка, глянь! А твой-то здесь, пока вокруг бой идет, под столом с девкой тискается!
Мне стало обидно: я в одиночку дрался со всеми, а она так все извернула!
– И вовсе не тискаюсь, это такой боевой захват.
– Ой, я умру, – захихикала Яга, – боец ты наш на букву… – тут она покосилась на Василису. – Ладно уж, не буду говорить, на какую букву! А Кащея-то ты, голубь, упустил!
И только тут я заметил, что Кащея в кабинете действительно нет. Наверное, он выскользнул, как только в кабинет ворвались охранники, или чуть позже. Василиса подошла к столу, бесцеремонно взяла все еще бесчувственную Зулейку за толстую косу и вытянула ее на середину комнаты. И только тут мне удалось разглядеть, что правая рука у моей милой наскоро перевязана платком. Я вылез из-под стола и подошел к ней вплотную:
– Василисушка, ты в порядке? Что у тебя с рукой?
– Нормально. А ты как?
– Тоже нормально.
Дальше поговорить нам не дала Яга:
– Потом поворкуете. Дай-ка я табе, голубь, подлатаю. И ноги делать надо.
Яга достала из складок кофты флягу с какой-то жидкостью, налила ее себе в пригоршню и без предупреждения выплеснула мне на лицо – защипало ужасно!
– Фу! Так это же самогон! Вонища-то какая! – воскликнул я.
– Сам ты самогон! Чистейшая живая вода!
– Потерпи, все раны заживут, – добавила Василиса.
Такими же быстрыми движениями Яга обработала мне и остальные раны.
– Все, линять надобно! А то таперь здесь такое начнется!
Василиса взяла меня за руку.
– Да, пора уходить, полетели!
– Опять на ступе? Мы втроем не поместимся!
– Баба Вера полетит сама.
Я не стал сопротивляться и залез в ступу, Василиса запрыгнула следом, и так она это ловко проделала, словно каждый день тренировалась. Места в ступе осталось предостаточно, и почему мне поначалу казалось, что в ступе вдвоем тесно? Наверное, это зависит от того, с кем лететь? Не знаю как, но Василиса подняла ступу на воздух легко и без резких толчков, и мы на огромной скорости заскользили вдоль коридоров, причем перед поворотами ступа притормаживала, плавно проходила дугу и опять разгонялась. Да, так летать – одно удовольствие! Яга летела в трех метрах за нами, сидя на помеле, и в точности повторяла наши маневры.
Через пару минут полетов по лабиринтам мы влетели в оранжерею и направились в сторону разбитого мной стекла, там какие-то рабочие уже установили леса и начали заделывать прореху. Под вопли кащеевских работников Василиса развернула ступу боком и протаранила строительные леса и частично восстановленную стеклянную крышу.
– А что, в другом месте нельзя стекло пробить? Там же люди! – закричал я.
– Крыша заговоренная. Чтобы пробить ее в другом месте, ох как сильно надо ударить! – весело откликнулась Василиса.
Так вот, значит, для чего я падал на крышу оранжереи с такой дикой скоростью, да уж, баба Вера могла бы меня и предупредить, что при посадке сильно тряханет! С севера появилась огромная туча, внутри которой хищно сверкали молнии, раскатов грома пока не долетало, но, судя по скорости ветра, гроза собиралась нагнать нас довольно быстро. Яга подлетела поближе и поравнялась со ступой.
– Кащей выслал погоню. Надо разделяться! Я полечу тудыть, а вы прямиком к избушке!
Василиса кивнула, и ступа резко увеличила скорость! Ветер поначалу впился в лицо и засвистел в ушах, но тут же почему-то исчез и смолк, хотя ступа продолжала нестись с бешеной скоростью.
– Ты что-то сделала, чтобы ветер прекратился?
– Да, он теперь обтекает нас вокруг, и мы его не чувствуем.
Я обнял Василису, уткнулся лицом в ее волосы и замолчал. От того что она стояла рядом, мне стало так хорошо и спокойно, что ни о каких погонях, да и вообще ни о чем другом, и не думалось. Вот только одно меня тревожило:
– Что у тебя все-таки с рукой? Они тебя мучили?
– Да ничего, все в порядке.
Василиса сняла пропитанный кровью платок, игравший роль повязки, – рука у нее выглядела совершенно чистой, без царапин и ссадин. Тогда я посмотрел на свои руки и увидел, что следов от ужасных когтей Зулейки не осталось и в помине! Кожа смотрелась чистой и ровной, наверное, то же самое у меня произошло и с лицом, по крайней мере, на ощупь ран не ощущалось. Я заглянул Василисе в глаза: она лукаво улыбалась и слегка щурилась.
