Василь Быков: Книги и судьба - страница 189
ЗГ: Хотелось бы знать, кем? Путинцами-распутинцами?
ВБ: Да, ими… Я люблю и глубоко уважаю его: Витя пишет правду. Я восхищаюсь его мужеством, я всегда буду вспоминать, как он защищал Белорусский народный фронт и меня лично.
ЗГ: Что это за история — я не знаю.
ВБ: Помните случай с «Дзядами»[453] в 1988-м? Это было культурное мероприятие, организованное Белорусским народным фронтом. Мирных демонстрантов, которые несли лозунги о культурном наследии белорусов, милиция встретила слезоточивым газом и дубинками. Это нападение на людей было организовано Соколовым, первым секретарем ЦК КПБ в то время.
ЗГ: Я помню этот случай. Вы были на этом шествии?
ВБ: Нет, к сожалению. Я был за границей, но как член Белорусского народного фронта был хорошо информирован обо всем происходящем и позже написал в «Огонек»[454] об этом бесчинстве и о том, как белорусское правительство нарушает права своего народа. Впрочем, наши боссы доложили своим боссам в Москве — и, конечно, Горбачеву, — что в Минске имела место попытка мятежа. Я был вызван на брифинг в Кремль, не имея представления, по какому поводу меня вызывают. В зале находилось около ста пятидесяти человек: были представители интеллигенции из всех республик, среди них несколько писателей. В назначенное время Горбачев и все члены Политбюро появились в зале и заняли места на сцене, приготовленные для них заранее. Все замолчали, никто не понимал, зачем нас собрали. Горбачев начал свою речь на тему перестройки и развивал ее довольно долго: говорить-то он умеет, этого у него не отнять. Вдруг он без всякого перехода повернулся ко мне и сказал: «Василь Быков, вы лучше объясните нам, что там случилось в Минске и почему». Я был застигнут врасплох. Я знал, что Горбачев интересуется не официальной версией событий — лидеры компартии и КГБ Беларуси уже доложили ему обо всем. Поэтому я встал и рассказал о том, как тысячи невинных людей стали жертвами правительства Беларуси. О, Горбачев — это мастер манипуляций! Он выслушал меня, не показывая ни сочувствия к людям, ни осуждения действий властей, и суммировал: «Я не могу понять, как героический белорусский народ мог выступить против своего собственного, демократически избранного правительства…» Я был ошарашен этой фразой и молча сел на свое место. Витя Астафьев, который сидел где-то сзади и с которым у меня не было возможности перекинуться словом, вышел вперед и с жаром начал говорить о советских методах подавления людей, перечислив последние факты на примерах того, что происходило в России и в Белоруссии. Он открыто выявил массу случаев, когда власти попросту лгали, и говорил о жестокости советской милиции. Он был смел и убедителен в своей речи. Астафьев так горячо говорил о белорусах, что у меня слезы выступили на глазах. А большие начальники остались совершенно равнодушны. Сидели с пустыми лицами и делали какие-то пометки для себя…
* * *
ЗГ: Мы уже говорили, что страх — важный психологический фактор в жизни любого человека. В мирное время, а уж в военное — что говорить. Все написанное о войне, что в документальной, что в художественной литературе, так или иначе затрагивает тему страха. На ваш взгляд — кто из современных писателей исследовал эту тему глубже и сильнее других в художественном плане?
ВБ: Если вы имеете в виду «военных» писателей, то трудно выделить одного «самого мощного». У всех писателей оказалось достаточно таланта, чтобы искренне и со знанием дела подойти к этой тематике. Думаю, ответ на ваш вопрос во многом зависит от литературного вкуса. Лично мне нравятся Некрасов[455], Бондарев[456], Бакланов[457] больше других. Отмечу также роман «Московская улица» Бориса Ямпольского[458]. Он был очень хорошим русским писателем из Крыма, но не очень известным, к сожалению. Его «Московская улица» — превосходное литературное исследование темы страха.
ЗГ: Василь Владимирович, вы пришли в литературу накануне двадцатого съезда партии. Это был период некоторой либерализации, ведь так? И когда возникло понятие «лейтенантская проза», критика тут же записала ваши произведения в этот разряд. Но «лейтенантской прозе», насколько я понимаю, приходилось еще как бороться за свое право на существование. Так вот, кто из «братьев по оружию» вам ближе всего по духу?
