Из всего этого следовал вывод, который, не смея разделить с ученым непосильную ответственность веры, приведем в цитате: «С совершенствованием человеческой личности связан и тот божественный принцип, который обеспечивает существование добра на земле, проникающего жизнь в различных ее проявлениях и являющегося в высших своих формах венцом мирового прогресса. Вот почему можно не только верить и питать надежду, но и высказать убеждение, что мировой процесс, двигаясь по тому же пути, приведет, в конце концов, путем прогенерации человеческого рода к созданию того высшего в нравственном смысле человеческого существа — назовем его прогенеративом, — которое осуществит на земле царство любви и добра».
При всей оптимистичности, прогноз Бехтерева откладывал появление прогенератива на несколько столетий, но то было время, когда никто не хотел и не умел ждать.
Сначала это было просто клубным занятием, которое, однако, захватило многих, потом превратилось во что-то вроде научных семинаров, на него приходили уже и люди с воли. Дело безвредное, при этом все продолжали трудиться на государство, и, опять же, прозрачность, полный контроль. Некоторые романтики из высших эшелонов власти еще и финансово поддерживали, потому что изыскания ученых вполне смыкались с идеей коммунизма — ответственность, бессмертие в делах, победа добра. Кроме того, это косвенно подтверждало правильный курс партии и льстило ее самолюбию: вот, сидят люди под землей, а думают о каком-то прогенеративе.
Власть переживала разные периоды. Сначала расшатывала прежние конструкции, потом в воздухе строила новые. Затем их поставили на землю, залили бетоном. Поправить было уже ничего нельзя, но бетон пока не схватился. Потом бетон схватился, потом (старый рецепт утратили, да и спешили очень) стал быстро осыпаться. Вот в этот период осыпания, брожения умов и напасти ветров, вместе с которыми залетали не безвредные для страны идеи, элитные катакомбы оказались опять кстати.
В сознании интеллигентов «Чертово логово» уже закрепилось как гнездо либерализма, инакомыслия и подпольной жизни. Нашлись умные люди: логово решили не разрушать и не закрывать (закрытое уже, куда больше?), а легализовать, собирая туда подконтрольных шатунов и либералов. Наверху у них кислород был перекрыт, а в этой хтонической резервации дышалось как раз легко, полная свобода. Правда, без выхода.
В «Чертовом логове» издавали книги с грифом «Для специального пользования», другие привозили с таможни, те книги, за которые на земле давали срок; здесь они свободно ходили по рукам и даже публично обсуждались. То же относится и к фильмам. Здесь критиковали Маркса и Ленина, обсуждали проблемы кибернетики, пристрастно спорили о философских школах и прорабатывали модель многопартийной системы. Предполагалось создать четыре коммунистических партии: рабочих, крестьян, интеллигенции и бюрократии.
Говорят, наука до сих пор питается идеями, которые родились в замкнутой среде ученых «Чертова логова». Случилось все по тесту Карла Данкера, придуманному в 35-м году. Его еще называют «загадкой свечи». Имеются: свеча, коробка спичек и коробка кнопок, требуется закрепить свечу на стене так, чтобы воск не капал на пол или на стену. Задача нетрудная, вопрос времени. Надо преодолеть момент функциональной фиксации: вы смотрите на коробку и видите лишь вместилище для кнопок. Решение: высыпать кнопки, закрепить кнопками на стене коробку и поставить на нее свечу.
Так вот, на основе этого теста ученый Сэм Глаксберг провел эксперимент, предполагая определить роль стимула в решении творческой задачи. Первой группе было сказано, что их показатели будут приняты в качестве среднестатистической нормы для всех прочих групп. Вторую группу решили поощрить: каждому, чье время попадет в 25 процентов лучших результатов, обещали по пять долларов, лучшему среди лучших — двадцать долларов. Результат получился удивительный: второй группе понадобилось в среднем на три с половиной минуты больше времени для решения задачи, чем первой.
Это было маленькой социальной революцией. Не сработал механизм кнута и пряника, на котором держалась система капитализма, а отчасти потом и вызревшего социализма. Стимул, рассчитанный на обострение мысли и ускорение творчества, действовал прямо противоположно: притуплял мысль и мешал творчеству.
