Пафос основной массы «политических» предполагалось укротить раздачей подарочных сертификатов свободного профиля. То есть желающие могли приобрести на сертификат духи и американский аспирин или вложить его в строительство дачи или в турпоездку, могли преподнести друзьям или внести в качестве сбережения на ребенка. Воспользоваться этим подарком имели возможность только безработные со стажем и только в период рождественских праздников, но об этих нюансах никто не должен был знать, кроме посвященных. Опасность заключалась не в обнаружении подвоха, а в том, что сработает «ходынский синдром». Желательно было избежать жертв.
— Дармовщина отбивает бдительность, это вас пусть не беспокоит. А вот штук десять машин «скорой помощи» подгоните. Жалко людей.
Лишение прав и преимуществ ожидало наиболее фанатичных из мозгляков — за оскорбление власти.
— И пусть хорошенько поищут в карманах, — добавил Пиндоровский. — От этих отморозков за версту несет наркотиками. Ну и с собой, на всякий случай, прихватите. Кстати, автоматические ножички и сувенирные сюрикены считаются. В смысле, холодным оружием.
Бог знает, почему я ждал фокуса, а то, пожалуй, и чуда? Было время, когда и я каплей лился с массами и приемы противодействия народной стихии были мне известны. Помню, как мент небрезгливо выковырил у меня изо рта два сломанных зуба и сказал, бросив их на стол, точно игральные кости:
— Трех для покера не хватает. Одолжишь? Или подпишем договор об отсутствии претензий?
Я подписал. Тяжбы с ментами еще не были в ходу, эйфория свободы и правовое сознание не знали о существовании друг друга, а иск по поводу действий блюстителей порядка ничего не сулил, кроме потери оставшихся зубов. Униженный в очередной раз, я вместе с другими лелеял надежду на глобальные перемены и не собирался проводить жизнь в судах, которые не успели перестроиться.
Эта история продвинула меня в понимании повадок власти, которая виделась мне все же не хорошо отлаженным абсурдом, а следствием поломки правильного механизма. Пресса забрасывала криминальными новостями, приучая к виду невинных жертв и циничной неуязвимости блюстителей. Это вызывало паралич воли, который казался всего лишь экономией сил для грядущего переустройства. Я скупал ненужные мне книжки у интеллигентной старушки, но в другой раз, когда молоденький сержант отпустил с высоты ее сетку с бутылками пива, которые могли принести рубль в минусовой бюджет, сведя челюсти, прошел мимо — он выполнял закон о спекулянтах.
Так начинался этот сериал. Интрига именно в силу своей чрезвычайной примитивности не давалась разуму, который, обострившись в общении с гениями, не хотел верить, что перед ним ставят простенькие задачки.
Дело еще и в том, что я долго не доверял собственному опыту, во всем подозревал тайну, полагая, что она находится не только за пределом моего опыта, но, может быть, и понимания. Масштабы происходящего внушали, как в детстве, мысль о его сложности и существовании неких заповедных начал. Так мы смотрим с парохода на дальний берег, так Иосиф Бродский долго не верил, что по-английски можно сказать глупость. Даже когда все стало яснее очевидного, я все еще продолжал надеяться, что в верхних эшелонах власти идет борьба философских злодеев с остатками благородства, и сокрушенного ума с партийным фанатизмом…
Передо мной сидели заурядные мошенники и бандиты и скучно дулись в дурака, до этого отобрав себе из колоды все козыри и на всякий случай поставив за спиной по телохранителю с автоматом.
Первоначальный крик и истерика Пиндоровского относились, однако, не к этой штатной ситуации, которая давно уже, видимо, стала повседневной рутиной. Я пропустил момент и теперь мог только догадываться, что дозволенным митингом решили воспользоваться какие-то сторонники Антипова и публично огласить то, что было страшнее самых радикальных политических требований.
— Квартиры всех, с кем общался академик, под наблюдением, — докладывал мордатый генерал с кукольно моргающими глазками. Я отметил, что он почему-то был в парадной форме старого образца, еще без золотого шитья от Юдашкина. — Лояльный контингент, большинство не видели его больше года. Готовы сотрудничать, но о митинге даже не слышали.
