Его слуга Седжуик пробормотал что-то в ответ. Это был невысокий паренек – настолько неприглядный, что люди старались не замечать его. И это было их первой ошибкой, а порой и последней.
– Что ты сказал, Седжуик? – переспросил Джеймс.
– Я сказал: «Как мне хочется оказаться в Англии», – отчетливее проговорил Седжуик.
– Кому бы не хотелось? – пожал плечами его хозяин. Конечно, в Англии еще холоднее, да и солнца там не больше, но это же Англия, в конце концов, а не очередная чертова страна, полная иностранцев.
Впрочем, Джеймс здесь не был полноценным иностранцем. Его мать состояла в родстве с доброй половиной известных итальянских семей, и ее предки были не менее знатны, чем предки его отца, лорда Уэствуда.
Однако Венеция – это не Италия.
Венеция – это… Венеция.
Гондола остановилась около водных ворот, и Джеймс посмотрел на дом на противоположной стороне канала. Ее дом.
А она – это Франческа Боннард, дочь бессовестного мошенника, покойного сэра Майкла Сондерса; бывшая жена так называемого столпа нравственности лорда Элфика, в настоящем – самая дорогая шлюха в Венеции.
Может, кто-то бы возразил, что последний титул нынче не был слишком большим достижением, каким был бы, скажем, три века назад. Ведь Венеция прославилась на весь свет в последние десятилетия. А эта Боннард имела репутацию самой дорогой потаскухи не только в Венеции, но, возможно, и во всей Италии и, очень возможно, на всем материке.
Вот только какими ветрами королеву куртизанок занесло в Венецию – вот в чем вопрос… Легендарный город обнищал, множество знатных семей покинуло его, а ручеек стремившихся сюда гостей совсем обмельчал.
Почему она не осталась в Париже, где три или четыре года назад достигла небывалой славы и где могла выбирать себе жертвы среди многочисленных представителей знати? Или почему она не в Вене? Или, на худой конец, не в Риме, не во Флоренции?
Рано или поздно он обязательно ответит на эти вопросы. Лучше бы как можно раньше. Потому что у него есть планы, которые она нарушила.
Джеймс забрал изумруды у Марты Фейзи и вернул их настоящему владельцу. В благодарность за то, что британское правительство оказало ему эту маленькую услугу, владелец подписал один очень важный договор. Джеймса он тоже наградил, причем весьма щедро.
Предполагалось, что это была последняя миссия Джеймса. Выполнив ее, он должен был уехать к себе домой на заслуженный отдых.
Не тут-то было.
Когда водные ворота распахнулись и гондола остановилась, Джеймс пожелал про себя, чтобы бывшая жена лорда Элфика отправилась прямиком в Аид – царство теней.
Джеймс ступил на выложенную мрамором прямоугольную площадку, которая вела на первый этаж. Стены вокруг были обшиты темными деревянными панелями. Здесь было холодно, пахнущий плесенью сырой воздух тут же заполнил его ноздри.
Следом за Дзеджо он поднялся на второй этаж и оказался в просторном центральном холле. Портик тянулся вдоль всего дома.
Это помещение явно было рассчитано на то, чтобы покорять своим видом. С центральной части потолка рядком свисали великолепные люстры, ряды внушительных канделябров, стоявших на столах, вытянулись вдоль стен – все из знаменитого муранского стекла. Должно быть, когда в них зажигали все свечи, картина была потрясающей, ведь золотистые отблески начинали плясать на лепнине, стенной резьбе, скульптурах, картинах.
– И все это на воде, – проворчал Седжуик, неодобрительно оглядываясь по сторонам. – Что это за люди, которым взбрело в голову построить город на сваях, вколоченных в болотистую почву? На островах?!
– Итальянцы… – пожал плечами Джеймс. – Понятно, почему они когда-то правили миром и почему Венеция когда-то царствовала на морях. Но тебе следует хотя бы отдать должное инженерному гению строителей.
– Я отдам им должное за прямой путь к малярии, – продолжал ворчать Седжуик. – И к тифу, – добавил он, помолчав.
– Но сейчас здесь нет эпидемии, – заверил их Дзеджо. Малярия приходит летом, а тиф – весной. Зато сейчас вполне здоровая пора.
– Ну да, сейчас тут болеют только воспалением легких, – съязвил Седжуик. – Отвратительными ангинами. Туберкулезом. Всевозможными легочными недугами.
