На одного только Василия возлагались всеобщие надежды…
И он всеми силами старался оправдать их.
По его приказанию вход в Босфор был закрыт цепями, и таким образом прегражден был непосредственный доступ к Константинополю с моря.
Эта цепь уже дважды спасала столицу Византии от подобной же угрозы. В 707 году к Константинополю подступали арабы, но их флотилия не могла проникнуть за цепь. Затем в 822 году к Константинополю подступал мятежник Фома, и цепь так же преградила доступ в Золотой Рог его судам.
Но тогда в Константинополе было войско, теперь же — одни беззащитные жители.
Оставалось и в самом деле возложить всю надежду на милость Божию…
При первом же известии о походе варяго-россов Василий Македонянин поспешил найти среди пленных Изока, сына Всеслава, о пребывании которого в Константинополе ему было известно.
Найдя юношу, Македонянин не бросил его в темницу, как следовало было бы ожидать, а приблизил его к себе.
Этим он думал привлечь Изока на свою сторону и в случае надобности воспользоваться им как заложником.
Изок полюбил Василия, но как только услышал о походе киевлян, решил бежать к своим.
Он уже готовился привести в исполнение свой план. Уйдя из Константинополя, он предполагал как-нибудь перебраться на другую сторону Босфора, а там, по его мнению, уже легко будет добраться до своих.
Пылкий юноша не думал даже, что ему пришлось бы идти по совсем незнакомой местности, и он был бы убит прежде, чем успел бы скрыться из Константинополя.
Но за Изока была сама судьба.
Во дворце было тайное заседание. Совещались Вардас, Фотий, Василий, великий логофет Византии и еще несколько высших сановников.
Вардас предложил средство, всегда оказывавшееся наиболее действительным в подобных случаях, а именно: откупиться от наступавшего врага…
— Лучше потерять часть, чем все! — говорил он.
Волей-неволей пришлось согласиться с этим и встретиться с варягами; выбрать послов возложено было на Василия Македонянина.
Василий всегда с честью выходил из всевозможных затруднений. На этот раз он не знал, что делать.
Кого послать?
Кто решился бы, рискуя своей жизнью, пойти к жаждущим крови варварам? За все это время Василий прекрасно ознакомился с жителями Константинополя и не видел никого, кто осмелился бы на такой подвиг.
Да и варяги не поверили бы послам, после того, что уже случилось в Киеве.
Вдруг Василия озарила неожиданная мысль. Он нашел, кого послать к приближавшимся варягам…
Он приказал немедленно призвать к себе Изока.
— Что прикажешь, господин? — спросил, явившись к нему, юноша.
— Изок, знаешь ты, что грозит Византии, отвечай мне прямо? — спросил Македонянин юношу, пристально глядя на него.
— Знаю!
— Это твои идут на нас войной…
— Да, я слышал, что киевские князья ведут на Византию свои дружины, и они разорят Византию.
— Ты отвечаешь с прямотой, достойной мужчины и славянина, — сказал Василий. — Но подумай сам, что они найдут здесь?
— Как что? Добыча будет богатая.
— И тебе не жаль будет этого славного города, не жаль будет беззащитных старцев, женщин и детей, которые погибнут под мечами твоих соплеменников?.. Не жаль тебе меня, так любящего тебя?
— Зачем ты это говоришь, господин?.. Сердце славян горит местью…
— За что? Разве византийцы пленили и продали тебя в позорное рабство? Вспомни, это сделали именно те норманны, с которыми идут твои земляки на нас войной…
— Ты прав, господин…
— Благодарю тебя… Так вот, если ты хочешь отплатить мне за добро, исполни мою просьбу!
— Я слушаю тебя.
— Отправься к твоим землякам, уговори их уйти от Константинополя, взяв выкуп.
Глаза юноши засверкали радостью.
— Исполню твое желание, господин.
— Еще раз благодарю тебя, но дай мне клятву, что ты вернешься…
— Клянусь! — пылко воскликнул Изок.
Ни кровопролитие, ни дым пожаров, ни опасности морского пути в утлых суденышках не могли заглушить смертельной тоски Аскольда.
Он кидался в схватки с врагами, не думая об опасности, искал битв и не находил ни на миг успокоения. Наконец князь стал думать, что только тогда придет желанный покой, когда он выполнит свою клятву и разорит Византию…
Этот желанный миг казался ему все более и более близким. Еще два перехода — и он будет у ворот этого проклятого гнезда…
