Македонский пастух, приведенный волею судьбы из гор своей родины в пышную столицу Византии, трон которой он впоследствии занял, вполне оправдал поговорку о необходимости родиться счастливым.
Он смог обратить на себя внимание Михаила и стать его любимцем. Вардас доверял ему и даже любил его, видя талант этого человека.
Василия нередко видели на форуме среди простолюдинов. Он чутко прислушивался к их разговорам, старался узнавать их нужды и очень часто поражал народ разумными распоряжениями, соответствовавшими его желаниям.
Так он прокладывал себе путь к византийскому престолу.
Однажды вечером, когда спал дневной зной, Василий в платье простого византийца отправился на форум Константинополя, желая узнать, что говорит чернь.
Когда он пришел туда, то около колонны Константина увидел толпу народа. Василий протискался вперед и увидел сидевшего у подножия колонны старика, с жаром рассказывавшего что-то своим слушателям.
Старик этот по имени Сила был ходячей летописью Византии. Он был так стар, что даже позабыл год своего рождения, но прекрасно помнил все, что касалось родного ему города.
— Велик и славен город Константина, — говорил старик. — Господь, единый вершитель всех судеб земных, хранит его… Вот слушайте, что расскажу я вам о временах от вас отдаленных, но вместе с тем и близких… Язычество и иконоборство сильно еще было в народе. Великий Константин умер, его слабые сыновья не сумели продолжить его святое дело, и отступник Иулиан встал на защиту язычества, но Галилеянин победил его и Иулиан пал на поле битвы, признав Его… Крест восторжествовал, и народ стал считать себя под его защитой. Но нравы народа развратились, и при восторжествовавшей вере во Христа Новый Рим стал по духу равен старому Риму, и вот всемогущий Господь, чтобы возвратить заблудший народ на путь спасения, послал ему кару… страшную, ужасную кару… развилась в Византии болезнь, неведомая страшная болезнь. Народ умирал, и в каждом доме был покойник. Новый Рим превратился в город мертвых, а те, кто оставался живым, сидели в своих домах, не смея выйти из них.
Старик рассказывал о чуме, не один раз посещавшей Византию и особенно сильной в VI веке.
— Постой, старик! — раздался из толпы голос, — была чума и прошла! Теперь византийцам следует бояться другого бича, пожалуй, не менее ужасного!
Все обернулись к говорившему.
Это был мореход, с суровым, загоревшим от зноя и морских ветров лицом.
— Что ты хочешь этим сказать? — раздались в толпе тревожные вопросы.
— А то, что нам грозит новая беда!.. Я только что вернулся с Днепра из земель славянских, и знайте, что в Киеве варяго-россы, осевшие там, готовят на вас теперь набег!..
Василий увидел, какое впечатление произвели на толпу эти слова. Нужно было расспросить моряка, что затевается там на берегах Днепра, у этих проклятых варяго-россов. До сих пор все было спокойно, никаких слухов о набеге этих варваров не было.
Василий подошел к моряку и, положив ему руку на плечо, спросил:
— Друг, откуда ты знаешь, что Византии грозит беда?
— Знаю! Я недавно оттуда…
— С Днепра?
— Да!
— И что же?
— Там собрались и варяги, и норманны, и славяне… Они требуют от своих князей, чтобы те вели их на Византию.
— И что же Аскольд и Дир?
— Разве они могут что-нибудь сделать! Все теперь в Киеве кричат только одно: «На Византию! На Византию!»
— Так ты думаешь, это серьезно?
— А это уж как кто думает!.. Опасность известная — не опасность: к ней можно всегда приготовиться, а если пренебречь ею и она нагрянет нежданно, каждый должен пенять на себя самого…
— А ты философ! Как твое имя?
— А на что тебе оно?
— Я люблю беседовать с умными людьми!
— Раз так, то ты можешь узнать, меня зовут Андреем из Крита.
— Вот и хорошо, Андрей! Не пойдешь ли ты со мной? Я угощу тебя вином.
— Отчего же? Я свободен!
— Так идем! А вам нечего пугаться. Идите по домам. Бог милостив, и не такие грозы мы видели.
— Это правда! — раздались в толпе восклицания…
Настроение толпы изменилось.
Василий Македонянин, угадав это, поспешил воспользоваться впечатлением, произведенным его словами, и увел моряка.
— Вот что, Андрей! — начал Василий, когда они отошли от форума, — не знаком ли ты с кем-нибудь, кто знал бы больше подробностей?