Однообразно тянулись для Рюрика дни плена. Одного за другим уводили из темницы его товарищей — уводили, и они больше не возвращались. Какая судьба ждала их за стенами тюрьмы, остававшиеся не знали, но догадывались и с тревогой ожидали решения своей участи. Не смерти боялись они — нет, смерть не страшила этих храбрецов, ужасал их позор рабства.
Наконец в мрачной темнице остались только трое: Рюрик, Освальд и Деар. Они угрюмо ждали своей очереди, но эта очередь не наступала. Вероятно, в городке помнили, что эти трое людей спасли беззащитную толпу и храм. Поэтому их и не трогали. О них даже как будто забыли. Только один старик священник навещал пленников. Он подолгу беседовал с ними о своем Боге, рассказывал им о Его земной жизни, об Его учении. Варяги внимательно слушали эти совершенно новые для них слова любви и всепрощения. Беседы эти производили особенно сильное впечатление на молодых, впечатлительных ярлов.
— Ах, если бы мы только тогда были там, — шептали молодые люди, — мы бы заступились за Него… Мы не позволили бы распять Его…
Однажды священник пришел расстроенный.
— Дети мои, — дрожащим голосом заговорил он, — мы должны расстаться…
— Что же? Мы готовы умереть! — твердо отвечал Рюрик.
— Нет, вы не умрете… Городской совет решил оставить вас заложниками, так как стало известно, что на наш город готовится новое нападение норманнов, поэтому вы будете переведены отсюда в замок и я уже не смогу навещать вас. Я успел уже полюбить вас… Вы мне стали дороги…
— Спасибо, отец, спасибо тебе! — с чувством сказал Рюрик. — И мы полюбили тебя.
— Дети мои, просветитесь светом истины! Креститесь…
— Нет, это невозможно! Этого никогда не будет, — раздался в ответ голос Рюрика, — мы любим твоего Бога, но и своим Одину и Ассам останемся верны.
— Но почему?
— Подумай сам, как бы ты назвал человека, который отказался бы от Иисуса? Разве не стал бы ты его презирать?
Священник опустил голову.
— Придет время, и вы просветитесь, — грустно сказал он.
Но пленных не успели перевести из городской тюрьмы…
У города появился Олоф с Сигурдом и Триаром. Теперь викингов было много. Победа была полная. Ожесточившиеся воины никому не давали пощады, ворвавшись в городок. Везде пылал огонь…
Два дня хозяйничали свирепые викинги. Камня на камне не осталось в городке. С огромной добычей возвратились викинги в свои родимые фиорды. А там уже были получены вести об изгнании варягов из Приильменья.
Узнал об этом Рюрик и, посоветовавшись с королем Биорном, своим тестем, решил объявить новый поход на славян, чтобы захватить и Приднепровье, и весь конец великого пути «из варяг в греки».
Слишком памятна была всем удача первого похода.
Новая гроза собиралась над славянами…
Между тем на Ильмене в Новгороде состоялось уже вече, на котором принят был совет мудрого Гостомысла…
Рюрик почти закончил приготовления к новому походу на славянские земли.
— Ты опять уходишь от меня, мой милый, — говорила Эфанда супругу.
— Мы должны наказать дерзких… Они забылись и пусть понесут за это расплату, — отвечал Рюрик.
— Я не удерживаю тебя… Но знай, что я буду томиться ожиданием; ты еще так недавно вернулся от берегов Британии.
— Мужчина должен вести жизнь воина… Но что это? Посмотри, какие-то ладьи подходят к нашим берегам…
Рюрик и Эфанда находились на крыльце своего дома, с него прекрасно был виден залив. Драхи викингов с убранными парусами мирно стояли в гавани. Подходившие ладьи совсем не походили на драхи викингов: они были неуклюжи и неповоротливы, паруса на них совсем были не похожи на паруса здешних судов.
Сердце Рюрика забилось: он узнал очертания ильменских ладей…
Ладьи наконец пристали к берегу, из них высадились люди.
Рюрик видел, как растерянно оглядывались приезжие среди незнакомой им толпы.
— Посмотри, они идут сюда! — воскликнула Эфанда.
Рюрик терялся в догадках, не зная, как объяснить появление своих соплеменников.
— Рюрик, с Ильменя пришли послы, ищут тебя, — сказал появившийся Олоф, — они говорят, что пришли по важному делу и хотят тебя видеть!
— Пусть войдут, — сказал Рюрик.
Через несколько минут слуги ввели богато одетых послов, почтительно приветствовавших братьев и Олофа.
