Густой туман поднимался над таинственным Рюгеном, островом, где царил страшный Святовит. Кроткие венды, жившие на Рюгене, были порабощены жрецами Святовита, требовавшими от населения и кровавых жертв, и воинов в ряды своих дружин, всегда готовых по первому их знаку кинуться на непокорных. Со временем в Святовите рюгенцы стали видеть грозного защитника от внешних врагов.
Храм Святовита находился в Арконе, на северном мысе Рюгена. Здесь, окруженный высоким валом, стоял городок жрецов. Вал закрывал собой остроконечные крыши домов, где жили служители Святовита. Только храм, стоявший на горе, одиноко поднимался над островом и издалека был виден с моря.
Редко, очень редко кому-либо удавалось побывать в жреческом городке. Служители Святовита ревниво берегли свои тайны. Для них чужой глаз был опасен. Поэтому только в самых исключительных случаях посторонние попадали в таинственное убежище грозного бога — храм, ворота которого открывались лишь тогда, когда выносилось из храма огромное знамя, что служило знаком того, что «божество» разгневано и требует войны и истребления своих врагов.
Вслед за знаменем выходили тогда воины Святовита. Их было только триста, но это были закаленные в боях витязи, для которых «не было в мире дел лучше войны». К ним присоединялись молодежь и наемные воины жрецов, викинги с соседних островов; спускались на воду остроносые драхи, и уходила на грабежи к соседям буйная дружина, давая клятву возвратиться не иначе, как с добычею, назначенной в жертву Святовиту.
Случалось так, что долгое время не показывалось пред рюгенским народом знамя Святовита. Не с кем было воевать его воинам. На берегах Норвегии царствовал храбрый Олоф Тригвасон, пришедший туда из Дании. Борьба с ним была не под силу рюгенским жрецам.
На площадке окружавшего жреческий городок вала, у разложенного костра, сидели несколько суровых воинов, поставленных для наблюдения за морем. Дул сильный, пронизывающий ветер. Туман волновался, как воздушное море. Невидимое за ним море глухо рокотало, словно начинавшее свирепеть чудовище. Костер горел тускло; дым его стлался по низу, как будто тяжело ему было подниматься к этой белесоватой, давившей сверху гуще. Лица воинов были угрюмы. Изредка кто-нибудь из них приподнимался и начинал подкладывать в костер сучья; тогда вспыхивало пламя, и суровые лица на мгновение как будто оживлялись… Вдруг со стороны моря донесся какой-то страшный шум. Не то крики людей, не то звуки рогов слышались в нем.
