Я быстро разгадал Эллину, но, как и всякий начинающий циник, не подозревал, с одной стороны, о том, сколько во мне романтизма, переливающегося самыми разными оттенками розового: от чёрного до бело–голубого, — романтизма, делающего меня человеком, и человеком уязвимым; с другой стороны, я не ведал опасности безмерного цинизма, дающего слабому человеку иллюзию силы и быстро доводящего его до последней, гибельной черты.
По истечении месяца со дня нашего знакомства Эллина сделала мне интересное предложение.
— Мы вместе уже тридцать три дня. Как насчёт того, чтобы отметить это событие?
По её словам, все чады и домочадцы во главе со знаменитым хозяином особняка, в котором она подрабатывала, на выходные отправятся самолётом куда–то к морю. Дома, естественно, никого не будет — кроме прислуги (но это, как она тут же добавила, не проблема). Более того, г. >*** попросил её присмотреть за домом, оставшись практически за хозяйку. Что я об этом думаю?
Я откровенно ответил, что у меня по этому поводу нет никаких соображений.
— Плохо, — сказала Эллина. — Очень плохо. Неужели трудно понять, что выходные мы можем провести вместе в роскошном доме. Это ли не счастье?
По–моему, чужой дом и выходные (временное ослабление хомута) не имели со счастьем ничего общего, однако я не стал и отказываться: относительно беспринципное любопытство писателя и здесь взяло верх.
— С удовольствием провёл бы уик–энд вместе с тобой, моя прелесть.
— Там есть баня, бассейн, биллиард, камин, домашний кинотеатр…
Глаза Эллины горели: я впервые видел её столь возбуждённой. Клянусь, я прочитал в её глазах наглое продолжение бесконечного перечисления предметов роскоши: в них чёрным реактивным следом — чёрным по чёрному — было написано: «Когда–нибудь всё это станет моим!». Смотреть на неё было одно удовольствие: она напоминала ухоженную ведьму, чертовски простодушную, по–адски непосредственную и потому ангельски привлекательную. Впервые к моему чувственному желанию добавилось что–то личное: я увидел в ней живую женщину. И как же обворожительно всё живое, пусть и опасное!
Я сказал ей об этом. Она посмотрела на меня. В её чёрных глазах раскалённо пылало нескрываемое желание. Вот тогда я впервые подумал о скорпионшах.
Она овладела мной так жадно и эгоистично, что я испугался её тяжёлой влажной страсти, причиной которой был, конечно, отнюдь не я.
Что ж… На свете счастья нет, замена счастью — такие вот обманчивые минуты, оставляющие в душе выжженные какой–то окисью, последним изобретением Нобелевских лауреатов, пустынные очаги, навсегда непригодные к плодородию. И я благодарен был моей подружке за щедрый подарок — два дня суррогатного счастья, возможно — забытья. В конце концов, годы жизни состоят из дней.
Хочешь прикоснуться к вечному — научись жить одним днём, освой науку ценить мгновение.
Всё это, лукаво, конечно, всё можно обернуть и в другую сторону, но…
Я ни о чём не жалел. Что есть, то есть. Если в жизни не складывается так, как желал бы, значит, не на те законы поставил. Обдёрнулся?
Бассейн был цвета неба — нежно–голубым и кристально прозрачным, с высоты птичьего полёта напоминавшим, наверно, драгоценный камень, украшающий перстень монстра. Мы с Эллиной плескались добрых два часа — и я никогда не видел её такой беззаботной и, чёрт возьми, счастливой на свой лад: другого слова не подобрать. Мы пили шампанское «Радзивилл», и оно удивительно гармонировало с ощущением искристости, сиюминутности и какой–то неотвратимой краткости, конечности (и потому — обречённости) происходящего. Игра — вот, пожалуй, точное слово. Я чувствовал себя в гладкой коже дельфина, взятой напрокат вместе с простыми и необременительными эмоциями. Мы играли и прекрасно отдавали себе в этом отчёт — только вот стоило ли портить игру неуместными рассуждениями и переживаниями, которые помимо воли моей роились у меня в подсознании, неразборчиво смешиваясь с пузырьками шампанского, и, ударяя в голову, затрагивали не только центры удовольствия, но и зоны тревоги?
Эллина была красива хищной красотой аккуратной акулы, в которой проступали черты прарусалки, ровной в своём настроении и точно знавшей, чего она хочет. Она ни на градус не отклонялась от заданного курса. Со стороны мы вполне могли производить впечатление пары, у которой именно в этот уик–энд неудержимо начался медовый месяц. О любовных играх мы не забывали и в бассейне; а любовь и вода — это, по–моему, те стихии, которые совмещаются куда органичнее, нежели любовь и огонь.
