— Ну, будет тебе, Варя! Как же иначе быть? На то и стачка!.. Ведь если не отстаивать своих интересов, — никогда из этой кабалы не выбьешься… Без неудач в таком деле не обойдешься!..
Варвара не слушает того, что говорит Павел; вырывает руку, и в глазах ее вспыхивает гнев.
— Зачем же тебе первому голову подставлять? А?.. Ученые вы больно, — лезете без разбору вперед, а из-за вашей спины другие товарищи, видишь ты, прибавки получать будут!..
— Какие они товарищи, — говорит Павел.
Варвара ложится на постель, закрывает лицо руками и, часто вздрагивая всем телом, плачет:
— Ра-азнесчастная моя доля!..
Всхлипывания ее будят Катюшку… Она поднимается на худых круглых локотках и тоже начинает плакать.
Павел баюкает и успокаивает ее. Всю ночь ов не спит. Один вопрос неотступно бьется в уме:
«Что делать дальше? Как быть с детьми и с Варварой?..»
Нужда с каждым днем росла… Павел осунулся и еще более сжался…
От забот и недоедания резко обозначились под его запавшими глазами синие болезненные крути… Искал какого-нибудь случайного занятия. Иногда удавалось поколоть в знакомом дворе дрова, заменить рассыльного, погрузить клажу на товарной дорожной станции. Но заработка не хватало даже на хлеб.
Удивляет его, что вместе с обостряющейся нуждой Варвара вдруг присмирела. Она не кричит, как прежде, а только стала теперь более замкнутой и терпеливой, как будто вся ушла внутрь себя. Видно, что ее томит какая-то мысль, которой она не говорит никому.
«Странная эта Варвара», — думает Павел. В сущности, как мало знает он ее. Вот и теперь он даже не может сказать, что у нее на уме, хорошее или дурное, а подойти и расспросить ее боязно, не обозлилась бы она опять…
«Теперь Варвара, пожалуй, поняла бы меня, — решает Павел, всматриваясь украдкой, как она угрюмо хлопочет в кухне. — Можно бы толком разъяснить ей и стачку…»
И гложет запоздалое раскаяние, что в дни, когда они жили мирно, так мало беседовал он с ней… А теперь язык не повернулся бы заговорить о том, что так больно волнует обоих. Наружно они как бы сторонятся один другого, но внутреннее чувство Павла к Варваре еще бережнее, еще нежней…
Жалко Варвару, мучительно каждое объяснение с нею, и все же теперь легче, после того как она оставила свои упреки: нет прежней обидной и унизительной тяжести, которая мутным осадком ложилась на душе после ссор.
Отрывочно и глухо Варвара спрашивает:
— Вчера халатник самоварный квитанец покупал…! Рублевку дает. Можно продать? А?
Павел соображает. Самовар стоит десять рублей, а заложен в ломбард за пять, целых полтора года собирались с деньгами, чтобы выкупить его, и продать за бесценок было бы жаль.
— Подождем, Варя! — отвечает он. — Может быть, как-нибудь перебьемся! Вот схожу еще сегодня кой-куда к товарищам и насчет работы…
Вечером Павел взволнованный, отсчитывая нетерпеливо каждую секунду, летел быстрыми и крупными шагами на свою квартиру. В его руках несколько узелков и бумажных пакетиков. Он не развертывает их, — все внутри его трепещет от нахлынувшей радости… И торопливо он спешит прежде всего сообщить Варваре то, чем полна его душа…
— Ну вот видишь, Варя!.. С Путиловского завода товарищи поддержали… Видишь, как хорошо!..
Варвара строгая, холодная и загадочная. По ее неподвижному лицу трудно разобрать, что она чувствует. Оля с Катюшкой оживились и, подталкивая друг дружку локтями, тянутся к отцу…
Павел дрожащими руками вынимает из одного пакетика по копеечному медовому прянику и дает детям.
Потом он развязывает узелок и кладет на стол поношенные кожаные туфли.
— А это, Варя, тебе… По случаю, за дешевку купил… Примерь, не малы ли?
Варвара спокойно оглядывает покупку. Она по-прежнему далекая и неразгаданная… Спрашивает деловито и коротко:
— Много пособили товарищи?
— Восемь рублей сорок копеек, — отвечает Павел.
Тени сбегают с лица Варвары. Она светлеет, углы и линии рта становятся мягче и добрей. Ласковое, теплое и понятное слышится в ее словах:
— Пообождать бы с туфлями?..
Павел жадно вслушивается в звуки ее изменившегося дружески-участливого голоса.
— Чего ждать? Нельзя же босиком ходить? И еще насчет работы тоже в одном месте сегодня обнадежили!
