Допив кофе, и расплатившись с барменом, я пошел звонить.
Иржи был дома и обрадовался звонку.
— О, Ежуш Мария, где же ты есть? Ты есть в Польско?
В его голосе чувствовалась тревога.
— Да-да, Иржи, не волнуйся, я уже в Польше, в Радоме.
— О-о то е добрий! — он заметно повеселел.
— Скажи Иржи, шеф звонил?
— Нет, не звонил, я сам ему буду звонить завтра.
— Иржи, давай сделаем так: ты завтра утром высылай машину в Радом, я тебе дам адрес пансиона, где я остановился, а потом, когда я приеду, позвоним шефу. Да, и что у вас там происходит, зачем такая срочность? Прямо на перекладных добирался!
— То понимаешь, приехали немцы, заключать контракт, — начал объяснять Иржи, по привычке делая ударение на первый слог. — Я им говорить, нельзя так быстро, нужно представитель другой фирма, они говорить мы ждать. Я их угощать водка, они говорить: Гут шнапс и пить, теперь спать до поледне. Я звонить буду потом, вечер, говори, где ты есть в Радоми.
Я продиктовал адрес, потом попрощался с Иржи и повесил трубку.
Вернувшись в номер, я остановился у порога: так мне понравилась картина, которую я увидел. Настолько уютной и домашней она была, это мог понять только такой скиталец как я. Обстановка номера была соответствующей.
Все-таки Люкс, он и есть Люкс: тяжелые золотистые портьеры, прикрывающие окна, стулья на гнутых ножках, огромная кровать, застеленная золотистым покрывалом. И посреди этого великолепия, у трюмо, перед зеркалом сидела Оля и расчесывала свои изумительные волосы.
Кто-то из великих сказал, что самое прекрасное, что может увидеть в своей жизни мужчина, это женщину, приводящую в порядок свои волосы. Он был недалек от истины. Такая гармония была в ее движениях, что я невольно залюбовался. Она успела переодеться в халатик. И была в нем очень женственной и домашней.
— Уже вернулся? — она отложила расческу и повернулась ко мне. — И где же сюрприз?
— Сюрприз, Оля, заключается в том, что завтра за нами приедет машина и отвезет в Варшаву.
— Ты чудо! — она подошла ко мне, взглянула в мои глаза своими, бездонными, и поцеловала так нежно, что я едва устоял на ногах.
— Давай выпьем шампанского, — предложил я. — Где-то я видел бокалы.
Бокалы были в серванте, вместе с другой посудой.
Оля достала шампанское, и с интересом разглядывала этикетку.
— Но это же французское шампанское! — она посмотрела на меня, — Оно же такое дорогое!
— Ты для меня тоже дорога, и вообще такая ночь бывает раз в жизни!
Я и не подозревал, насколько я был прав в ту минуту.
Она тихо подошла ко мне, взяла мою голову в свои руки и поцеловала. На этот раз поцелуй был намного дольше…
Пробка хлопнула в потолок, и золотистый напиток наполнил наши бокалы.
— За любовь! — сказали мы одновременно и рассмеялись.
Ночь таяла за окном, прошедший дождь, охладил воздух, все окна были открыты настежь, а нам было жарко. Как двое детей, дорвавшихся до чего-то запретного, мы не могли остановиться, как тогда, в кафе, мы чувствовали малейшие движения друг друга, и отзывались на них со всей страстью, на которую только были способны….
Через некоторое время Оля уснула. Даже во сне она была прекрасна и беззащитна как ребенок. Мое сердце переполнилось нежностью, я боялся вздохнуть, что бы случайно ее не разбудить. Мне так приятно было смотреть на нее, что я не заметил, как уснул и во сне, мне снилось, что я смотрю на нее, а она спит, повернувшись на бок, подложив кулачек под голову, и слабый ветерок веет из окна, а маленький завиток ее волос колышется в такт ее дыханию….
Проснулся от плача. Кто-то тихо всхлипывал рядом со мной.
— Оля? Что случилось? — сон, как рукой сняло. Я приблизился к ней и взял за плечо. Она повернула ко мне лицо, все в слезах.
— Почему я тебя раньше не встретила? — она обняла меня и расплакалась еще больше.
— Но вот же я, милая, рядом с тобой, не плачь! — я взял в руки ее зареванное лицо и поцеловал в губы, ощутив солоноватый привкус ее слез.
Она ответила мне долгим поцелуем, на минуту перестав всхлипывать.
Через какое-то время она пришла в себя, вытерла слезы, присев на постели и сказала:
— Кажется, у тебя были сигареты? Дай мне, пожалуйста, одну.
