На фотографии того года Григорий Петрович с узкой щеткой усов, худощавый, лысеющий. Он и впрямь похож на бухгалтера; никакого противоречия между формой и содержанием не видно.
Константин понял позже, почему дед охотно вспоминал именно этот период своей жизни: тогда Григорий Петрович жил в согласии с собой. Должно быть, это и было счастьем.
Его дети унаследовали в большей мере стойкий характер Александры Павловны, и только у одного старшего сына Петра порой пробивались вспышки гордыни, — впоследствии он был сломлен как раз поэтому.
Пока Григорий Петрович задумчиво постигал жизненную субстанцию, на бабушке лежало воспитание детей. Их окружал прежде всего ее мир, в котором жизнестойкость дерева, трудолюбие пчел, обыденная работа на земле и радость наблюдения за ростом какой-нибудь луковицы, — это незаметно воспитывало в них самую надежную защиту в будущих испытаниях. Иногда бабушке приходилось доставлять раненых и убитых шахтеров на земную поверхность. Она рассказывала детям о таких днях, не утаивая ничего. Смерть и человеческие муки, которые не раз видела вблизи бабушка, никогда не смогли опалить ее душу хладнокровием. Она выговаривала свою горечь дома. В ее глазах стояло удивление, а глаза Григория Петровича подергивались сухой бестрепетной пленкой. В те минуты дети постигали что-то такое же большое и серьезное, как в часы близости с природой.
Вначале она ничему их не учила, а потом, когда наступила пора учебы и связанных с ней школьных ограничений, бабушка проявила твердость и даже жестокость. Само собой от нее исходило требование мужества, честности и уважения к человеку. Как медик, она ясно понимала, что человек сделан одинаково из добра и зла, и принимала в нем все, только подлости и двоедушия на дух не переносила.
Кем она хотела видеть детей? Агрономом, врачом и инженером. И будущие эти профессии представлялись ей единственными в силу необходимости их для жизни людей. Наверное, в ее желании было заложено и то, что́ при Константине стало называться престижем профессии, но бабушка никогда не могла себе позволить ориентироваться только на чужое мнение и материальный успех: она доверяла себе.
Как ни странно, внешне совсем не подходившая к ней песня того времени «Нам нет преград ни в море, ни на суше» вполне точно выражала состояние бабушки. С одной стороны, это было время внешней бедности, а с другой — внутреннего величия и богатства.
И нет ее вины в том, что из трех детей только одного Михаила не согнула жизнь. Дочь Надежда отдала себя своим детям, осталась недоучкой, домохозяйкой, матерью и тихо отцвела, никем не оцененной, кроме своих близких. Ее безвестное угасание было малозаметно на фоне бурной судьбы брата Петра и несокрушимой твердости брата Михаила, ставшего сразу после войны председателем колхоза. Может быть, нельзя было назвать Надежду несчастливой, но ее счастье было построено на самопожертвовании своими интересами ради интересов мужа, детей и внуков, и идеально развившееся семейное чувство подавило в ней личность. Она была почти точным повторением своей матери, но повторением, лишенным могучего жизнелюбия Александры Павловны. Если бы ей пришлось пережить испытания, подобные сиротству, скитанию по чужим людям, горькую муку сострадания в госпиталях и шахтных медпунктах, то Надежда была бы другим человеком… Сама она едва ли понимала, что ее жизнь неполная, а понимала это только одинокая умная старуха Александра Павловна.
…В тридцать девятом году у Григория Петровича открылась язвенная болезнь. Бабушка решила возвращаться в Старобельск и связала свое решение с тем, что там Михаил начнет учиться в сельскохозяйственном техникуме. Она не хотела отпускать сына одного. Но самая главная причина переезда не высказывалась, ибо вряд ли объяснялась так же ясно, как болезнь и необходимость учения: бабушку потянуло на родину. Впоследствии она любила путешествовать и долго примерялась обосноваться то у Михаила, то у Надежды (Григория Петровича и Петра тогда уже не было в живых) и, нигде не смирившись с ролью беспомощной, а главное — бездеятельной приживалки, вернулась в Старобельск навсегда. Она попробовала пожить и у Константина, но в пустой квартире ей стало страшно. Уехав, она порой упрекала внука, что тот не хочет ее забрать.
