Тогда, сразу после заседания, министр сказал сердито:
— Доволен? А я тебе предсказываю: только через двадцать лет доберемся до этой проблемы. Пока лишь загрузим специалистов, которым и более срочных заданий хватает…
Пинегин внушительно возразил:
— Ладно, бабушка одна тоже гадала вроде тебя, только врала, старая. А если и через двадцать, что ж, перспективы свои надо знать.
Проектное задание разрабатывалось столичным институтом, в нем было два варианта, оба представили на выбор и утверждение. По одному — расширялись только рудники, комбинат превращался в крупнейший в мире рудник, а продукция его, руда, вывозилась на заводы центра. По другому варианту — сам институт склонялся к этому второму — строились и рудники и металлургические и коксовые заводы, но извне, из тех же центральных районов, завозился уголь для изготовления на месте кокса.
Пинегин, когда с ним стали согласовывать проектное задание, отверг и первый и второй варианты.
Незадолго до этого в ста километрах от Ленинска, на берегах речки Имарги, геологи комбината нашли месторождение коксующихся углей. Расстояние было не такое уж дальнее, но путь шел через полярные горы и тундровые болота, пересекал бурные речки — даже пешему каждый километр давался с трудом. Но Пинегин загорелся. Он послал в горы новые партии геологов, инженерную разведку, засадил своих проектировщиков за работу. И мало-помалу стала определяться идея: заложить на Имарге шахты и связать их с Ленинском узкоколейкой. Так был создан еще один проект реконструкции комбината с использованием имартинских углей — его и назвали потом «Вариант Пинегина». Это был коллективный труд, но основная мысль принадлежала ему, Пинегину, все это знали. В спорах на коллегии Пинегин отстоял свой вариант, но о претворении его в жизнь нельзя было и думать. Три тома расчетов и чертежей свалили на полку технического архива: пусть отстоится, пока придет время.
Об этом и думал Пинегин, сидя в кресле самолета: пришло время! Сам Алексей Семеныч — сколько он восставал против этого начинания! — вызвал и торопит: скорее, нельзя больше ждать! И не двадцать лет прошло, как он предрекал, всего десять, так оно удивительно обернулось! Нет, их подготовительная работа была не напрасной, теперь все это видят!
Пинегин, отрываясь от плексигласового стекла, хмурил брови, закрывал веки, откидывал голову — так лучше думалось. Со стороны казалось, что он угрюм и недоволен. Он был счастлив.
На аэродроме Пинегина встретил толстый, задыхающийся от нетерпеливого характера и начинающейся астмы Вертушин, руководитель комбинатской проектной конторы. Пинегин не вызывал его: он не терпел парадных встреч; другие, зная эту его черту, не решились явиться в аэропорт. Но Вертушин не посчитался с повадками Пинегина, он не сомневался, что директор летит с важными новостями, — дожидаться официального вызова в кабинет было свыше его сил.
И уже после первых обязательных приветствий Вертушин осведомился, понизив голос:
— Иван Лукьяныч, так зачем же вызывали?
Они шли от самолета к автомашине. Пинегин усмехнулся:
— Тревожишься?
— А как же! Да и один ли я — все гадают… Неужели реконструкция?
Он помог Пинегину влезть в машину, сам умостился сзади. Шофер Василий Степанович, уложив чемодан в багажник, покатил в город. Пинегин обернулся к Вер-тушину:
— Наступает и на твоей улице праздник, Леонид Федорович. Кому-кому, а тебе достанется. Можешь объявлять аврал.
На радостях Вертушин не сразу поверил.
— Нет, серьезно? Разработка проекта, Иван Лукьянович?
— Точно. И разрабатывать будем сами, без столичных «варягов».
— Великолепно! И надо так понимать, что утвердили наш вариант?
— Ну, официально еще не утвердили. Но утвердят, сомнений нет.
Вертушин от волнения заговорил так тихо, что Пинегин бросил ему через плечо:
— Ты что сипишь?.. Нездоров или голос экономишь?
— Нет, я так. Неужто же никаких возражений? Ты понимаешь, эксперты, министерство…
Пинегин насмешливо посмотрел на Вертушина.
— А тебя, собственно, кто больше беспокоит: эксперты или министерство?
— Да вообще… Считаться придется с экспертами, конечно, а министерство приказывает…
