Второй:
«Вы же не хотите сказать, что рассчитываете на Москву?»
Третий:
«Надеюсь, что нет. Строить на руинах всегда сложнее – и дороже, – чем на новом месте. Россия сегодня – это руины великой державы. Тогда уж лучше Китай…»
Первый:
«Я думал над этим. Исламизация Китая потребует столетий: их много, да и – они гораздо консервативней в массе. Кроме того, все последние столетия Китай лишь более или менее удачно перенимает; Россия же создавала свое, и во многих случаях очень удачно. Их несчастье в том, что у них много воров и мало опытных организаторов и реформаторов; но уж, во всяком случае, они не консервативны, хотя порой и кажутся такими. А что касается нынешнего их положения, то оно как раз таково, в каком мы нуждаемся: они с удовольствием ухватятся за протянутую руку, в особенности если ощутят, что рука эта крепка и протягивают ее без злого умысла».
Сварливый:
«Но тут умысел как раз налицо».
Первый:
«Но не злой – поскольку никто не будет его скрывать. Да и результат в конечном итоге будет в их пользу».
Второй:
«Я все же не вполне понимаю: почему для решения наших проблем нужно привести весь мир – или большую часть его – к одному знаменателю?»
Первый:
«Потому что для решения глобальных задач нужно прежде всего если не всеобщее духовное единство, то, во всяком случае, единство большинства. Я не вижу иного способа добиться его».
Третий:
«Ну хорошо, допустим, с Россией как-то можно уладить…»
Первый:
«Просто: дать денег и контролировать. При их колоссальных потенциях…»
Третий:
«Я не перебивал вас. Останемся в рамках приличий. Я хотел сказать: пусть ислам, которому вы так симпатизируете, проникнет в Россию; но каким путем вы протащите его в Америку?»
Первый:
«Вы прекрасно знаете, как я отношусь к исламу; однако, если вы наблюдаете – допустим, извержение вулкана, то вовсе не обязательно любить его, чтобы признать, что оно действительно происходит. Можно, разумеется, и не замечать его; не исключаю, что жители Помпеи стояли именно на такой позиции. Кроме того, у вас не совсем ясное представление об исламе в России: там и сегодня десятки миллионов мусульман, да и, кроме того, ощутимо влияние ислама с юга, со стороны бывших колоний империи. Что же касается Америки, то усиление ислама в ее пределах – прежде всего среди афроамериканцев – будет являться одной из серьезных проблем в наступающем веке. А усиление ислама на евроазиатском материке неизбежно вызовет ощутимый резонанс в Западном полушарии».
Второй:
«Легко сказать: дать денег. Нужно очень много денег. Кто даст? И под чьи гарантии?»
Первый:
«Даст исламский Восток. Потому что от этих денег выиграет Россия, но и сам ислам – тоже, и не только в военном и политическом отношениях, но и в деле собственного единства. Что же касается гарантий, то это уже подробности, которые нужно еще разработать, однако основную гарантию можно назвать уже сейчас: не словесная, а практическая готовность России идти навстречу».
Сварливый:
«Хорошо, предположим, что все так и произойдет. Но где уверенность в том, что Россия, в политическом и военном отношении возглавив исламский мир, – а если я верно уловил вашу идею, именно об этом вы и говорите, – восстановит и еще усилит свой статус сверхдержавы, получив при этом контроль над большинством мировых запасов нефти, – где уверенность, повторяю, что она будет проводить именно ту разумную политику сбережения планеты, от которой мы и начинали танцевать? Не ударит ли им в голову сознание собственного сверхмогущества, как это уже произошло с Америкой?»
Первый:
«Резонный вопрос. Пока могу ответить лишь вот что: по моим наблюдениям, политика своеволия идет, как ни странно, не столько от сознания силы, сколько от стоящей перед властями необходимости подчеркивать, что они у власти по праву сильнейших и мудрейших. Иными словами, как бы это ни казалось смешным – от республиканского строя. Власть имущим гораздо легче, когда они эту власть получают, как говорится, по божественному праву. Когда не надо проводить предвыборных кампаний и обороняться от собственного ближайшего окружения. И если – предположим на минуту – в России реставрируется монархия – не самодержавная, конечно, а нормальная современная демократическая монархия, именно так, – то ожидать с ее стороны агрессивности, я полагаю, не придется: не будет борьбы лозунгов, поскольку не будет схватки претендентов на высший пост, ее заменит закон о престолонаследии. И если новый монарх поднимет знамя с надписью «Благополучие планеты», то не окажется никого, кто был бы вынужден провозглашать другие призывы. Вот так это мне представляется».
