В палате-кабинете президента находились трое: сам Ельцин, Примаков тогдашний премьер правительства и Путин - в то время директор Федеральной службы безопасности и секретарь Совбеза. "Если Борис Николаевич руки не протянет - я поступлю так же", - подумал я. Президент приподнялся в кресле и поздоровался за руку.
На столе перед ним лежала видеокассета с приключениями "человека, похожего на генпрокурора" и тощенькая папочка с материалами. Он ткнул пальцем в торец стола, где стоял стул. Сам он сидел за столом в центре, вертел в пальцах карандаш, постукивая им по видеокассете. У стола же, по одну сторону, лицом ко мне, сидел Примаков, по другую, как-то странно съежившись и натянув пиджак на сухой спине так, что были видны острые лопатки, - Путин.
За окном занималось солнце. Воздух сделался розовым, бодрящим, на ветках недалеких елей шебаршились птицы, стряхивали с лап чистый свежий снег.
Дверь в соседнюю комнату была приотворена. Мелькнула невольная мысль: "А не сидит ли там Татьяна Дьяченко? Очень может быть, что и сидит. Оттопырила по-крестьянски ухо и приготовилась слушать, о чем пойдет речь". В последнее время ежечасный доступ к "телу" - то бишь к отцу - имела лишь она одна. Значит, она "одна" (плюс незаменимые ее советчики Березовский, Волошин, Чубайс, Абрамович, Бородин, Мамут) и решает наши судьбы. В том числе и судьбы Примакова с Путиным, находящихся здесь.
Ельцин откинулся на спинку кресла, отдышался и произнес:
- Вы знаете, Юрий Ильич, я своей жене никогда не изменял...
Такое начало меня обескуражило, но не больше. Я понял: говорить что-либо Борису Николаевичу, объяснять, доказывать, что кассета вообще не может быть предметом официального обсуждения, бесполезно. Откуда вы взяли, господа, эту кассету? Вы же становитесь соучастниками преступления. Что вы делаете? Со-у-част-ни-ки.
И вдруг до меня, как сквозь вату, доходит голос президента:
- Впрочем, если вы напишете заявление об уходе, я распоряжусь, чтобы по телевизионным каналам прекратили трансляцию пленки.
Это же элементарный шантаж, за это даже детей наказывают, не только взрослых. Я смотрел на президента, но краем глаза, каким-то боковым зрением, заметил, что Примаков и Путин с интересом наблюдают за мной, Путин даже шею вывернул. Только у Примакова этот интерес носит какой-то сочувственный характер - Евгений Максимович понимает, в какую ситуацию я попал, а у Путина интерес совсем другой...
Итак, первая фраза президента прозвучала, вызвала некий холод в душе, но я молчу, жду, что дальше.
- В такой ситуации я работать с вами не намерен, - произнес тем временем президент, - и не буду...
Я молчу, президент тоже молчит.
- Борис Николаевич, вы знаете, кто собирается меня увольнять? наконец сказал я. - Коррупционеры. Мы сейчас, например, расследуем дело по "Мабетексу". Там проходят знаете кто?.. - Я назвал Ельцину несколько фамилий. - Это они все затеяли. Они!
- Нет, я с вами работать не буду, - упрямо повторил президент.
В разговор, понимая, что дальше молчать нельзя - я могу перехватить инициативу у Ельцина, - включился Путин.
- Мы провели экспертизу, Борис Николаевич, - сказал он президенту, кассета подлинная.
Не может этого быть! Я даже растерялся - ведь экспертизы обычно проводятся в рамках уголовного дела... Но дела-то никакого нет.
- Тут есть еще и финансовые злоупотребления, - добавил Ельцин.
Мне вдруг стало обидно - я не то чтобы присвоить чей-нибудь рубль себе, не обязательно государственный, - я даже пачку скрепок не мог унести с работы, если у меня дома их не было, я просил жену сходить в канцелярский магазин. И вдруг - такое несправедливое обвинение, фраза, для меня страшная: "Финансовые злоупотребления". Я почувствовал, что у меня даже голос дрогнул от неверия в то, что я услышал:
- Борис Николаевич, у меня никогда не было никаких финансовых злоупотреблений. Ни-ког-да. Ни-ка-ких. Можете это проверить!
В разговор включился Примаков. Но он говорил мягко, без нажима Евгений Максимович, как никто, понимал эту ситуацию, но понимал и другое: его пригласили для участия в этом разговоре специально, чтобы связать руки - ему связать, не мне, чтобы он потом не мог влиять на историю со мной с какой-то боковой точки действия.