— Где же он? Как мне его найти?
— В апартаментах Маргариты Валуа, если, конечно, еще не выходил оттуда. Идемте со мной, я вызову его. Скажу, что он нужен для подбора духов и опиата для губ.
Они прошли на половину королевских детей, и Диана скрылась в одной из комнат, оставив Лесдигьера дожидаться возвращения в оконной нише коридора. Через несколько минут она вышла и направилась прямо к окну. Следом шел наш старый знакомый итальянец Рене.
— Господин Лесдигьер, я рад вас видеть, — произнес парфюмер, подходя, и сдержанно поклонился.
— Не могу то же самое сказать про себя, мэтр, — ответил Лесдигьер, — ибо дело, которое у меня есть, чрезвычайно тревожит меня.
— Вам понадобилась моя услуга? Всегда готов оказать ее человеку, которому обязан спасением жизни.
Лесдигьер перевел взгляд на герцогиню:
— Мадам, не знаю, как мне вас благодарить. Без вас мне никогда бы не найти господина Рене.
— Пустяки, для вас, граф, я сделала бы и большее, если бы могла. Знайте, что вы всегда можете рассчитывать на мою помощь. Однако мне пора идти, и я вас оставляю ненадолго, мы встретимся на балу.
Рене внезапно повернулся и устремил тяжелый взгляд на Диану:
— У меня есть одна просьба, ваша светлость. Обещайте, что исполните ее, либо мне придется отказаться от беседы с мсье Лесдигьером.
— Я сделаю все, что смогу.
— Не говорите никому, и особенно королеве-матери, что устроили нашу встречу. Я говорю это из соображений безопасности господина Лесдигьера, так как королева не любит тех, кто слишком много знает.
— Вы уже догадываетесь о содержании предстоящей беседы?
— Это написано на лице у мсье Лесдигьера.
— Я даю вам слово, господин Рене.
— Благодарю вас, мадам.
И Диана ушла.
Рене быстро повернулся к Лесдигьеру:
— Вы пришли, чтобы спросить у меня, что я сделал с перчатками, которые привезла Екатерина Медичи, и кому они предназначались в подарок?
Лесдигьер даже опешил, видя такую проницательность миланца.
— Черт возьми, как вы догадались?
— Ну, во-первых, со мной ни о чем ином, кроме моей работы, не говорят, а во-вторых, это единственный заказ, который сделала мне вдовствующая королева за последние несколько месяцев, и поскольку связан он, несомненно, с прибытием в столицу большого числа гугенотов, то я сделал справедливый вывод, что дело это напрямую касается и вас.
— Как, оказывается, все просто. Вы угадали, Рене, я пришел, чтобы спросить у вас: что вы сделали с перчатками, которые привезла вам сегодня утром королева-мать?
Рене скрестил руки на груди и устремил бесстрастный взгляд в окно:
— Этого я не могу сказать, сударь — профессиональная тайна. И касается она только трех человек: меня, королевы и того лица, которому подарок предназначен.
— Рене, вы пропитали их ядом?
Миланец медленно перевел на Лесдигьера спокойный взгляд черных глаз.
— Господин Лесдигьер, при всем моем уважении я не могу сказать, что вы отличаетесь тактом и умением держать язык за зубами. В этом доме, где повсюду имеются уши, совсем небезопасно говорить о таких вещах.
— К черту ваш такт и умение! Да знаете ли вы, кому предназначен был этот подарок?!
— Меня это не касается, — холодно произнес Рене. — Мне делают заказ, и я выполняю работу, не спрашивая имени адресата. Кто меньше знает, тот дольше живет.
— Да ведь так вы можете убить даже собственную мать!
— Я сирота, мои родители давно умерли.
— Я не знал этого.
— Вы хотите еще что-нибудь спросить у меня?
— Слушайте меня внимательно, Рене. Перчатки, которые привозила вам сегодня королева-мать, предназначались в подарок Жанне Д’Альбре, королеве Наваррской! Сейчас они лежат на ее столе. Она наденет их на руки перед самым выездом на бал в городской Ратуше!
Лицо Рене осталось совершенно непроницаемым. Глаза, не мигая, смотрели в одну точку.
— Я равнодушен к вопросам религии и не вмешиваюсь в политику, — ответил он.
— А в любовные дела вы вмешиваетесь? — не выдержал Лесдигьер.
— Иногда. Когда меня об этом просят.
— Теперь прошу вас я. Мне вы можете помочь?
Миланец быстро перевел взгляд на собеседника:
— Что же вы сразу не сказали, что дело касается именно вас? Я правильно вас понял?
— Да, Рене.
