— Поскольку и она хотела узнать, кто ты.
— Узнала?
— Узнала и… удивилась.
— Чему?
— Тому, что вы соседи, и такие близкие, а друг друга ни разу не встречали.
— Кто же она, госпожа Шушаник?
— А-а!.. Не терпится?
— Нет, почему же, потерплю!.. — слукавил Артак.
— И совсем нет надобности терпеть, дорогой! К чему скрывать? Девушка тебе понравилась. И…
Артак хотел было отпереться, солгать и обратить все в шутку, но не смог и с замирающим сердцем ждал, что скажет княгиня.
— И ты ей…
Артак почувствовал, что в груди у него что-то сладостно встрепенулось. Он задыхался и еле выговорил охрипшим голосом:
— Кто она?..
— Свояченица нахарара Рштуни. Я ее очень люблю и каждый раз, приезжая на родину, приглашаю к себе. И если твое сердце чует, что тебе предстоит с кем-нибудь связать свою судьбу, то знай, это именно с ней!
Артаку вновь захотелось возражать, лукавить, но доброжелательный тон княгини победил его, принуждая к искренности и откровенности.
— Не мучай себя и не лги своему сердцу, Артак. Если полюбишь ее, не ошибешься.
— Но я и не говорил еще о своей любви. Я даже с тобой стесняюсь говорить об этом, госпожа Шушаник…
— Совершенно не надо стесняться, дорогой… Правда, ты о любви не говорил, но в сердце у тебя любовь, хотя ты, быть может, и сам того не ведаешь!
Они оба умолкли.
— И потом ведь я тебе ничего не предлагаю, Артак, — немного холодно прибавила госпожа Шушаник. — Одно только скажу; счастливы те супруги, которые встретили друг друга на путях любви!.. Ты сам знаешь, каково тем, кто вступает в брак в интересах княжеских родов или из иных соображений…
Внезапно занавес откинулся, и вошла девушка. Она сделала движение, чтоб повернуть обратно, но княгиня Шушаник немедленно остановила ее:
— Нет, нет, Анаит, не уходи! Князь — не чужой человек. Он гость мой, заходи, не стесняйся.
Анаит зарделась и, опустив голову, застыла у занавеса.
— Войди же, Анаит! Говорю тебе, князь — мой гость. Думаю, этого довольно.
Однако Анаит не двигалась с места. Тогда княгиня сама встала и, взяв ее за руку, подвела к своему креслу. Анаит села на подушку у ее ног.
Госпожа Шушаник стала рассказывать Артаку о жизни в Иверии. Понемногу освоилась с обстановкой и Анаит. Она начала прислушиваться к беседе, порой улыбаясь. Потом и Артак рассказал о своем путешествии в Грецию и в Египет.
В покоях уже царили сумерки. Вдали за горами угасало солнце, и его медные отблески падали в глубину ущелий. Одинокая звезда блеснула в бездне небес.
И в то время, как Артак мягким голосом образно и с увлечением продолжал свой рассказ, Анаит, прижавшись к коленям княгини, доверчиво и дружелюбно глядела на него. Они и сами: не заметили, как успели так быстро сблизиться.
Иногда рассказ Артака прерывали короткие вопросы, вначале одной лишь княгини, а затем и Анаит. Отвечая им, Артак рисовал жизнь в Греции и Египте со всем присущим ей многообразием и красочностью. Он описывал греческие театры, собрание философов, книгохранилища и храмы, рассказывал о пирамидах Египта, о сфинксе, самуме и зное пустыни…
Непроницаемый мрак прильнул к окну снаружи. В полутьме комнаты смутными видениями казались госпожа Шушаник и Анаит.
Слуга внес светильник. Артак увидел, как в трепетной игре света и теней менялось лицо Анаит. Она казалась ему дивным изваянием. Девушка была поистине прекрасна. Артак был охвачен вдохновением: он отдавался музыке слова, которым овладел за годы, посвященные наукам. Он чувствовал себя счастливым.
Внезапно вбежала служанка и взволнованно сообщила, что у Старшей госпожи опять начался бред.
Княгиня Шушаник поспешно вышла; Артак остался наедине с Анаит. Он прервал свой рассказ. Оба сидели молча, какое-то необычное чувство околдовало и сковало обоих. Они молчали, опустив головы и не смея поднять взгляд друг друга, но краем глаза каждый видел другого.
Артак чувствовал волнение девушки так же, как ей передавалось его волнение. Оно было полно еще неизведанной радости, подобной приходу юной весны, когда еле-еле начинают набухать почки.
Молчание лучше и красноречивее всяких слез раскрывало им обоим, что они стали близки к дороги друг другу.
