– Все это не имеет для меня никакого значения, – неожиданно призналась она. – Я хорошо знаю тебя. Ты для меня – любимый мужчина. И я прекрасно понимаю, что обязана разделять с тобой и твою работу тоже. – Она говорила это с такой быстротой и уверенностью, что Франкенштейн не позволил себе перебить ее. – Если ты считаешь, что я смогу позволить твоей неудаче стать преградой для нашего счастья и совместной жизни, то ты ошибаешься, доктор Виктор Франкенштейн. Я собираюсь выйти за тебя замуж и не потерплю никакого отлагательства.
– Но, Элизабет, я же не смогу предложить тебе...
– Ты сумел предложить мне самого себя, а больше мне ничего и не требуется. Меня не остановит отсутствие у тебя стипендии Гольдштадфского университета, как и ничто другое. И кстати, я сама могла бы стать твоей ассистенткой и помогать тебе в работе.
– Но нам придется начинать практически с нуля, – напомнил Виктор.
– У нас будет все самое необходимое, – уверила его девушка.
В этот момент Франкенштейн почувствовал, как его сознание окутало легкое облачко надежды. Так же он ощущал себя и тогда, во время представления результатов своей работы перед коллегами. Теперь же ему очень хотелось поверить не только в удачу экспериментов, но также и в то, что его ждет впереди счастливая жизнь с Элизабет.
Может быть, это и не Гольдштадфская стипендия, но ему вполне хватит для того, чтобы ощутить радость бытия.
И вот теперь он входил в родовой замок, где его ждали несколько преданных слуг, живших здесь долгие годы. Как приятно возвращаться в свой собственный дом! Он потратил весь день, распаковывая вещи, и только к вечеру смог приступить к обязанностям хозяина дома.
Во-первых, Виктора ждала солидная стопка корреспонденции, требующая срочного просмотра, но Франкенштейн решил отложить почту до следующего утра. Он устроился за огромным письменным столом и принялся делать заметки: если ему предстояло устроить здесь лабораторию, нужно было серьезно подготовиться к столь ответственному предприятию.
Виктор улыбнулся. Ему представилось, что именно сейчас Элизабет тоже сидит за столом, размышляя о том, как лучше устроить свадьбу и что для этого требуется заказать. Да, вдвоем они смогли бы свернуть горы.
Прошел почти час, когда в кабинет Виктора вошел его дворецкий Джеральд и сообщил, что хозяина у дверей спрашивает какой-то мужчина. Перед тем как заговорить, Джеральд многозначительно прокашлялся:
– Некий граф Дракула. Я попросил его зайти завтра утром, но он настаивает на встрече с вами именно сейчас. Простите, сэр, но, как мне кажется, время для посещений уже неподобающее.
Да, было в этом визите нечто странное. Виктор что- то слышал о существовании графа Дракулы, но ведь не могло случиться так, что речь шла о том самом графе Дракуле. Бедный Джеральд выглядел расстроенным, однако это не остановило Виктора:
– Все в порядке. Пойдем и посмотрим, что это за гость к нам явился.
Холл оказался пустым, и Виктор вопросительно посмотрел на дворецкого.
– Дело в том, – сразу же пояснил тот, – что граф не уходит, но и не желает войти внутрь замка.
Это еще больше возбудило природное любопытство Виктора, и, подойдя к входной двери, он чуть не столкнулся с высоким господином, стоящим в дверном проеме. Гость был одет во все черное, и длинное, до пят, пальто подчеркивало его изящную фигуру. Одежда была несколько официальной и, может быть, даже чем- то напоминала военную форму. Во всяком случае, Виктору раньше не приходилось видеть пальто такого необычного покроя. Но еще более странной оказалась прическа графа: его длинные темные волосы были аккуратно зачесаны назад. Но и это еще не все: Виктора сразила серьга – это было маленькое золотое колечко, которое граф носил в левом ухе. Разумеется, он принадлежал к дворянскому сословию, но только Франкенштейну еще ни разу не приходилось видеть аристократа с серьгой в ухе.
Черты лица Дракулы также оказались удивительными из-за сильно выдающихся вперед скул. Если бы Виктора попросили определить возраст графа, он дал бы ему лет тридцать, посчитав его своим ровесником. Граф действительно на первый взгляд казался цветущим молодым мужчиной, но было что-то непостижимое в его глазах, отчего он почему-то выглядел старше, и даже намного старше своих лет. Виктор почувствовал, как его словно притягивают эти глаза. Будто в них светилось электричество, проницательность и... тепло. Нет, не тепло. В них таился невероятный интерес к самому Виктору. Через несколько секунд Франкенштейн понял, что он попросту пялится на графа, а это уже выходило за рамки приличия. Он встряхнул головой. Как же так получилось, что он позволил себе подобную бестактность?
