Доктора Гисслера Магда осуждала меньше всего. Понятно ведь: хоть и преступница, а все-таки родная внучка, да и мальчишка — наполовину тоже родной. Старик не мог отказать им в убежище. А они воспользовались его слабостью. Нагло, подло, преступно воспользовались! Лизелотта не могла не понимать, какой угрозе она подвергает не только жизнь деда, но и нечто неизмеримо более важное — дело, которому он посвятил жизнь, его научные исследования. Но ей было все равно. Избалованная мерзавка.
Лизелотта и внешне-то выглядела гадко: тощая, бледная, маленького росточка, с тусклыми волосами, прозрачной кожей и темными кругами под глазами. Все время смотрела затравленно, испуганно дергалась, стоило ее окликнуть. Иногда Магде казалось, что Лизелотта слегка не в своем уме. Впрочем, это вполне возможно: какая женщина, будучи в своем уме, выйдет замуж за еврея, а потом еще и отправится вместе с ним в гетто?! Лизелотта казалась Магде настолько убогой, ничтожной и отвратительной, что Магда просто не поверила Конраду, когда он в первый раз сказал ей, что с детства влюблен в Лизелотту и считает ее самым прекрасным человеком на земле. Магда тогда расхохоталась, считая это неловкой шуткой — и схлопотала такую оплеуху, что не смогла удержаться на ногах.
Для Магды шоком было не только признание Конрада, но и то, что он ее ударил. С тех пор, как Магда уехала из родного дома, ее никто не бил. Вспоминая побои, которым ее подвергали когда-то в детстве, в родной семье, Магда всегда ярилась и думала: если кто-нибудь еще осмелится поднять на нее руку — она просто убьет наглеца! Но вот ведь… Ей самой пришлось просить прощения, унижаться, цепляться за его сапоги, целовать его руки. Потому что Магда понимала: если она позволит Конраду уйти сейчас, покинуть ее во гневе — его очень трудно будет заставить вернуться.
Много позже она поняла, какая тактика поведения может быть единственно правильной, если она во что бы то ни стало хочет сохранить для себя Конрада.
Ей пришлось притвориться, что она — его друг. Именно друг, готовый все выслушать, понять, посочувствовать. Что касается постельных утех… Так почему бы нет, раз у них это так славно получается? Но главное, разумеется, родство душ!
Один Бог ведал, как тяжело ей было выдерживать это «родство душ». Невыносимо тяжело выслушивать откровения Конрада. Сочувствовать ему в том, что Лизелотта больше не любит его и вряд ли полюбит…
Оказывается, когда-то давно Лизелотта — «фрау Лоттхен», как нежно называл ее Конрад — чуть ли не целое лето защищала Конрада от его дядюшек, кормила сладостями и читала ему вслух интересные книжки. Ерунда, казалось бы, но мальчик преисполнился благодарности. Которую и принял за любовь. И теперь готов был всем жертвовать ради этой любви. Ну, или почти всем. Жениться на Лизелотте он, слава богу, не собирался. Ведь для солдата СС был совершенно недопустим брак с женщиной, прежде имевшей интимные отношения с евреем и родившей от еврея ребенка-полукровку: согласно расовым законам, такая женщина была уже «заражена» еврейством и не могла рожать полноценных арийских детей. Конрад рисковал уже тем, что спас Лизелотту вместе с ее отродьем из гетто. Уже тем, что сделал ее своей любовницей, великая честь для Лизелотты! А эта блеклая мерзавка даже не способна была сделать вид, что любит его, и заставляла страдать бедного мальчика. Но — «неизменно была добра». И добрее «фрау Лоттхен» Конрад никогда не встречал людей. Сейчас, пока идет война, Конрад не может на ней жениться. Но возможно — когда-нибудь потом они и соединят свои судьбы! Ведь «фрау Лоттхен» такая чистая, верная, идеал немецкой жены, прекрасная женщина. Согласно мнению Конрада, вовсе не Лизелотта была виновна в том, что совершила расовое преступление, а… Доктор Гисслер! Он позволил ей выйти замуж за этого еврея. Он не защитил свою внучку. Такую хрупкую, нежную, беззащитную! Бедненькая «фрау Лоттхен» чудом не погибла! Конрад искал ее — но не мог найти. Они встретились совершенно случайно…
Слушая весь этот наивный лепет из уст Конрада, Магда до боли, до хруста стискивала зубы. Но ни разу не сорвалась. Ни высказала, что она на самом деле думает о Лизелотте. Иногда только позволяла себе пошутить. Например, относительно любви Лизелотты к евреям. Да и то — только тогда, когда помимо Конрада, в комнате еще кто-нибудь был. Наедине с ним она бы себе таких шуток не позволила. Наедине с ним она была — само сочувствие и понимание. Она хорошо помнила ту оплеуху.
