Рихард застонал и без сил опустился на ковер.
Густав опустил револьвер, со счастливым щенячьим выражением глядя на свою госпожу.
И тут Конрад решился.
Он же понимал, что все равно погибнет, как только умрет Рихард.
А еще понимал, что ему никогда не метнуть нож так, чтобы поразить ее: она успеет перехватить. Да и что ей сделает нож? В сердце ей все равно не попасть…
Но если ранить Густава, она, возможно, отвлечется от Рихарда.
И, если у него остались хоть какие-то силы, он встанет. Он же солдат. И убить эту тварь — его долг.
Конрад мягко качнул нож на ладони, а потом одним резким и точным движением метнул его в Густава.
Не в грудь — там нож может удариться о ребро — нет, лучше всего в живот, в мягкий живот, где свились в клубок всякие важные и уязвимые органы.
Нож вошел сильным ударом — Густава даже качнуло, как от пулевого ранения. Он схватился за живот — еще не веря, посмотрел на кровь на своих руках. И упал на колени.
Вампирша тоже пошатнулась — будто в нее попало рикошетом. Сверкнула на Конрада яростным взглядом и прошипела что-то неразборчивое, но явно угрожающее. Однако главное — она опустила руки и перестала делать с Рихардом то, что она делала! И этого мгновения, на которое она отвлеклась, хватило Рихарду, чтобы подняться.
Раненая рука его висела, как плеть, и кисть ее совершенно почернела. Но здоровой рукой Рихард схватил меч и одним длинным кошачьим прыжком преодолел расстояние между собой и Анной. Он проткнул ее насквозь. Он вонзил ей меч точно под левую грудь… Очень точно — в сердце.
Анна еще успела взмахнуть рукой, вспоров когтями лицо Рихарда, практически срезав его левую щеку. Но это было ее последнее движение. Она запрокинула голову, задрожала, как бабочка, пронзенная иглой.
Густав Лабе, захлебнувшись воплем, рухнул лицом в ковер.
Рихард стряхнул Анну с меча.
Кажется, она была еще жива, когда он отсек ей голову…
А затем — было то, о чем Конрад читал в книжках. Плоть Анны в мгновение усохла, потемнела, рассыпалась бурым прахом, и вот уже на ковре лежат только кости в бурой пыли, кости, окутанные шелковой комбинацией с ажурными вставками, и скалится белоснежными зубами череп.
Судорожно сглотнув, Конрад посмотрел на Рихарда.
Тот тоже выглядел не лучшим образом: еще не скелет, конечно, но уже и на живого не похож. Когти Анны оставили глубокие сквозные раны — были видны зубы и десны! — но раны эти не кровоточили. Плоть Рихарда сейчас выглядела какой-то усохшей, как… как вяленое мясо. Особенно это было заметно в области ран. А он сам словно бы исхудал после поединка с Анной: лицо заострилось, глаза ввалились, и одежда повисла на нем, как если бы была — с чужого плеча. Разрыв на рукаве обуглился, словно Густав стрелял не серебряными, а раскаленными пулями. Почерневшая кисть руки скрючилась, будто куриная лапка.
— Что она с вами сделала? — прошептал Конрад.
— Серебро обожгло меня и отравило мою кровь. Это лишило меня быстроты и сил. А она вытянула из меня энергию, пользуясь тем, что я не мог защищаться, — сипло и невнятно ответил Рихард.
— Но вы излечитесь?
— Да. Постепенно. Мы можем залечить почти любые раны. Просто нужна кровь. Свежая кровь.
— Возьмите Густава. От раны в живот так быстро не умирают, он наверняка еще жив. Но все равно не жилец, — предположил Конрад. — Да и нельзя оставлять в живых врагов, которые могут пожелать мести. Я точно добью его, прежде чем уйти. Так что лучше вы… Вам он принесет пользу. Выпейте его!
Конрад не смог скрыть восторженного предвкушения: ему так хотелось посмотреть, как вампир будет пить кровь из Густава Лабе!
— Он мертв, — мрачно ответил Рихард. — Слуга и его хозяин связаны кровными узами. Хозяин чувствует боль слуги и ослабевает, если слугу убить. Но слуга просто не может жить, если умирает его хозяин. В тот момент, когда я пронзил ее сердца, его сердце тоже остановилось.
— Значит, быть слугой опасно.
— Имеются свои преимущества. И потом, он же любил ее.
— Вы говорили — она его заворожила.
— Да. Но по силе чувства, рождающегося у смертного, это все равно что любовь.
— Хотите моей крови?
— Что?!
Рихард удивился так явно, что Конрад не сдержал улыбку.
