— От пещерных медведей и саблезубых тигров?
— Да, и от них тоже, — загадочно улыбнулся Джеймс.
— Должно быть вы, Джеймс, побывали в разных переделках и опыта такого специфического набрались. Вот я и воевал, и всякое другое, а о том, что костерок разжечь надо, чтобы на душе стало спокойнее — и не догадывался!
— Да. Побывал. И опыта набрался. Мне ведь тридцать четыре года, Гарри. Я старше вас на одиннадцать лет. Значительная разница в возрасте, но, надеюсь, это не станет помехой для нашей дружбы.
— Джеймс, мне кажется, в нашем случае разница в возрасте не имеет такого уж значения! — возмутился Гарри. — В конце концов, я уже успел посмотреть в лицо смерти. Что дало мне дополнительный жизненный опыт. У вас такого опыта не было, и поэтому можно считать, что…
Лорд Годальминг снисходительно улыбнулся и похлопал Гарри по руке.
— Я шучу. Будет, Гарри. Шучу, конечно. Не обижайтесь. Почему все молодые хотят казаться старше? Молодость — такое сокровище. Вы должны радоваться, что так молоды. Нет, конечно, я еще не стар. Тридцать четыре года — самый расцвет для мужчины. Но ощущаю я себя так… Словно не то, что стар… Словно я умер уже давно.
— У вас истерика из-за пережитого? Или это обычный английский сплин? — язвительно осведомился Гарри.
Слова «умер уже давно», прозвучавшие из уст Джеймса, показались Гарри насмешкой над его собственной бедой.
— Нет, это не истерика и не рефлексия, Гарри. И не обычный английский сплин, — меланхолично ответил Джеймс. — Слишком многое для меня — в прошлом. И ничего отрадного — впереди. Да, все хорошее уже было. Давно. И — невозвратимо ушло. Представьте себе, я утратил надежду на благополучие, когда был еще моложе вас.
В голосе лорда Годальминга звучала неподдельная грусть, и Гарри решил, что обижаться дальше — глупо. В конце концов, в тридцать четыре года у человека действительно многое позади. Возможно, Джеймс нуждается в поддержке и утешении. Ведь он впервые попал в такую ужасную ситуацию. Сам Гарри после Перл-Харбор не боялся ничего, или почти ничего, а если даже и боялся… То уж наверняка Джеймс боялся сильнее, чем Гарри! Ведь прежде англичанину не приходилось видеть, как умирают его друзья, не приходилось слышать свист пуль над головой. Неудивительно, что он захандрил. Правда, особого опыта по части утешений Гарри не имел, но он решил, что следует хотя бы попытаться, и сказал:
— Но у вас такая милая жена и чудесные дети, Джеймс! Что бы не пришлось вам потерять в давнем или недавнем прошлом — они есть у вас сейчас!
Лорд Годальминг криво усмехнулся.
— Милая жена? Чудесные дети? О, конечно, леди Констанс — Настоящая Леди, и вполне оправдывает свое имя: она мне более чем верна. Я могу гордиться такой супругой! Она в юности получила столько кубков за стрельбу из лука и за греблю! Она состоит в стольких благотворительных обществах! И она разводит таких великолепных спаниелей! Да, это ее любимое хобби — разводить спаниелей. Она их любит больше всего на свете. Больше меня, больше детей. Нет, я не преувеличиваю. Посудите сами: эти длинноухие собаки — настоящие ангелы! Они мне доставляют столько приятных минут… Вообще, спаниели — это лучшее, что дала мне женитьба на Констанс. А мои дети на ангелов совсем не похожи. Маленькие дьяволята. Как я был счастлив, когда хотя бы старших удалось отправить в школу! А на каникулы я всегда стараюсь куда-нибудь удрать. Четверо сыновей — это, конечно, замечательно. Мой отец был бы счастлив, если бы у него родилось четверо таких замечательных, здоровых и горластых мальчишек. А так — приходилось все надежды возлагать на меня одного. Гораздо легче, когда родительские надежды поделены между четверыми детьми. Легче и для детей, и для родителей. Да, мой отец был бы счастлив. А вот я своих сыновей, откровенно говоря, побаиваюсь. Они все время орут. И не могут усидеть на месте. Я таким не был. Я, знаете ли, был хорошим, тихим мальчиком. Чем все время раздражал своего отца.
— А я своего старика раздражал тем же, чем вас раздражают ваши сыновья! — рассмеялся Гарри. — Бегал, орал, стрелял из рогатки, лазил на деревья, дрался…
