И вот теперь — Рита. Она тоже добра и нежна, она страстная и чуткая, и Раду сделает все, чтобы она как можно дольше оставалась такой. Похожей на человека. Потому что, как только она по-настоящему станет вампиром, он разлюбит ее.
— Ты позволишь мне охотиться сегодня? — спросила Мария, отвлекая Раду от его размышлений.
— Да. Но мы пойдем вместе. Карло видел, как я похитил Риту. Сегодня люди будут настороже. Но нам с тобой обоим нужна кровь.
Раду положил Риту в свой гроб, закрыл крышкой. И подумал, что надо бы подыскать для нее собственный гроб.
6
Иногда у него появлялся соблазн уничтожить Марию и Риту. Уничтожить свои создания. Подарить им покой. Избавить от них мир. Ему тяжело было наблюдать их поступки. Их свирепость и жадность. Женщины не должны становиться такими. Это оскорбление самой женской сущности. А уж тем более — когда это женщины из его семьи.
Граф мог бы легко убить их обеих. Они не смогли бы сопротивляться тому, кто обратил их. Своему Хозяину.
Но уничтожив их, он обрек бы их души на муки ада: ведь они прокляты, они грешницы, они убийцы, на их совести — десятки, сотни жизней. Раду не мог бы сказать, верит он в ад или просто в небытие для таких, как они. Но в любом случае — за гранью смерти Марию и Риту не ожидало ничего хорошего. И потому граф Карди удерживал карающую руку. И продолжал брезгливо наблюдать, как его внучка и его юная возлюбленная теряют последние остатки человеческого, последние крупицы своего прижизненного обаяния, все свое существование подчиняя одной лишь жажде крови.
В конце концов, это он их сделал такими. А значит, это его вина и его ответственность. И надо терпеть… Терпеть их такими, какими они сделались по вине темного дара, который сам граф им и передал!
Однако граф решил, что Лизелотте он не позволит стать такой, как они. Он будет удерживать ее на грани падения, сколько сможет. А когда она все-таки сорвется в пропасть, когда место кроткой женщины займет свирепая хищница, — тогда граф ее уничтожит. Без сомнений и без жалости. Он не позволит разочарованию отравить сладость их взаимной любви.
А в том, что Лизелотта его любит, Раду не сомневался. Он ведь пил ее кровь и по крови читал ее чувства.
1
Джеймс продолжал понемногу просвещать Гарри относительно присутствия неведомого и реальности потустороннего. Однажды он даже пригласил Гарри на прогулку и отвез в… библиотеку. Гарри с трудом сдержал стон, когда осознал, где они оказались: ему уже порядочно надоели книги, а здесь их было просто море! Правда, они пошли не в зал, как все прочие посетители, жаждущие знаний, а спустились в подвал и прошли сначала в какую-то мрачную комнату без окон, заставленную бесчисленными стеллажами с книгами, потом оказались у обитой металлом двери, от которой у Джеймса был ключ. За дверью находился просторный, элегантно и удобно обставленный кабинет: обитые кожей кресла и диваны, между ними — журнальные столики, а еще письменные столы со стульями, и слегка вытертый афганский ковер на полу, и такие же на двух из четырех стен, в общем — и поработать, и отдохнуть можно, прямо как кабинет в доме Джеймса, только рассчитанный не на одного человека, а как минимум на пятьдесят. Окон тут тоже не было, но были светильники на разных уровнях и с разной степенью яркости. И вентиляция, видимо, тут была неплохая, по крайней мере — не очень душно, хотя Гарри все равно почувствовал застоявшийся запах хорошего табака, кофе и старых книг. Книги присутствовали на стеллажах, и книг было не так уж много, причем они не стояли вряд, а лежали стопками.
— Я привел вас сюда, Гарри, чтобы показать вам замок. Ваш замок. Садитесь, — Джеймс указал на один из столов.
Гарри отодвинул стул и послушно сел, глядя, как Джеймс снимает со стеллажа стопку книг. Он понял, что видимо здесь находится что-то вроде привилегированного читального зала, и эти стопки оставили посетители — чтобы никто не забрал книги до того времени, когда они смогут вернуться к чтению.
— Вот, — Джеймс положил на стол перед Гарри карандашный рисунок. — Так замок выглядел в середине девятнадцатого столетья. А вот как он выглядел в пятнадцатом веке, во времена правления господаря Влада Дракулы по прозвищу Цепеш, — Джеймс положил на стол старинную гравюру.
