— Ханс Кросснер пропал, — услышал Митя тихий голос часового, пока тот возился с ключами, — Они говорят, что он не вернулся из деревни и искать его надо там. Но мы-то думаем иначе…
Митя не видел, но почувствовал, как многозначительно посмотрел часовой на его провожатых.
Потом его пихнули в открывшуюся дверь, и тот час захлопнули ее. А из-за двери уже ничего не было слышно.
3
Вилли Беккер всегда был странным мальчиком. С самого раннего детства.
Может быть, за это отец ненавидел и презирал его? Может быть за это же — он ненавидел и презирал его мать? За то, что родила ему неправильного ребенка? Сам Мартин Беккер в детстве был совсем не таким, — он был горластым и шумным, а Эрика… она всегда была странной, полудохлой, как снулая рыба, и все время как будто немного не от мира сего. И мальчишку родила такого же! Урода…
Когда другие мальчишки бегали, орали и дрались, Вилли сидел дома, выполнял домашние задания или клеил из дерева самолеты и корабли. Он не был самодостаточным или нелюдимым, ему тоже хотелось орать и бегать — даже драться. Но драться так, как дрались другие, один на один, честно. Пусть будет больно, пусть даже до крови: если такова плата за то, чтобы мальчишки приняли его в свою компанию, он готов был пойти и на это, но почему-то не получалось. Никто ему такого не предлагал.
Он не был самым маленьким, не был самым хилым, и уродливым не был, но почему-то мальчишки презирали и ненавидели его, они сторонились его и не готовы были принять от него те жертвы, которые он хотел им принести. Они кидались в него камнями или гнилыми помидорами, похищали его школьную сумку, после чего Вилли находил свои тетрадки в грязных лужах, они лупили его всем скопом, если встречали случайно на улице.
Они называли его мокрицей или крысенышем. Чаще всего Вилли жалко улыбался, выслушивая оскорбления, чаще всего он просто стоял и смотрел на то, как сорвав с вешалки его пальто, мальчишки со смехом топтали его ногами, он не мог сказать ни слова, он не мог закричать и броситься на них, не мог размахнуться и ударить в особенно ненавистное лицо. Хотел, очень хотел — но не мог! Страх стальными тисками сжимал живот, закручивая в тугой узел солнечное сплетение, заставляя сутулиться и плакать, заставляя руки предательски трястись. Преодолеть этот страх, сделать хоть что-то было выше сил маленького Вилли. Просто выше сил.
Когда он являлся домой — весь в синяках, перепачканный, зареванный и несчастный, отец приходил в бешенство и добавляя ему от себя. Лицо отца багровело, его искажали презрение и отвращение, а глаза наливались кровью.
В лучшем случае, отец просто махал на него рукой.
— Когда уж ты сдохнешь, заморыш? — цедил он сквозь зубы, — Уйди… Уйди, чтобы я не видел тебя! А то я сам тебя убью…
В худшем случае, он пытался его воспитывать.
Воспитывать в своем жалком отродье мужество и храбрость.
Чаще всего это случалось в конце рабочей недели, когда отец возвращался из пивнушки, здорово набравшись. Опьянение способствовало то ли оптимизму, то ли садизму, и для Вили наступали по-настоящему кошмарные вечера и еще более кошмарные ночи.
Отец бил больнее, чем мальчишки, и унижать умел качественнее и профессиональней. Он раскладывал его на диване в гостиной и лупил ремнем до тех пор, пока Вилли не терял сознания и только потом останавливался, — убить его он все-таки не решался, должно быть боялся ответственности. В конце концов Вилли, осознав что к чему, перестал плакать и просить пощады, поняв, что мольбы действуют на отца точно так же, как и на школьных хулиганов, только еще больше распаляя его. Вилли понимал, что если хочет спастись, то должен терпеть и молчать. И он научился — терпеть и молчать, и отец быстрее оставлял его в покое, довольный, что уроки не проходят даром.
— Я буду бить тебя, пока ты не научишься защищаться, — говорил он, — Пока ты не научишься отвечать своим обидчикам ударом на удар. Я сделаю из тебя мужчину.
В конце концов отец добился своего.
Доведенный до отчаяния домашними побоями, Вилли решился на сопротивление. Это не было осознанный шагом или приступом храбрости, это был скорее выбор меньшего зла. Меньшего ужаса. И меньшей боли. Когда скучающие одноклассники после уроков решили в очередной раз поколотить его, Вилли не стал дожидаться пока ему наставят синяков, он схватил стул и со всего размаху ударил им по лицу своего главного обидчика Толстого Мэнни, который подошел к нему ближе всех. Мэнни упал на пол с разбитой головой, остальные застыли на месте, разинув рты от изумления и ужаса, а потом с громкими воплями побежали звать учителя.
