Тильда сетовала и причитала над испорченным нарядом хозяйки, а лакеи в это время носили по лестнице кувшины с горячей водой для ее ванны.
Эмма с явным удовольствием скинула с себя одежду и залезла в медную ванну. Горячая вода омыла кожу и сняла оставшееся после долгих дневных игр напряжение.
Девушка сонно улыбнулась, потирая в ладонях мыло с запахом вербены. Она успела позабыть это восхитительное ощущение неги и удовлетворения после того, как ко всему ее телу прикасались с неподдельной страстью. Эмма размякла, словно бы вся раскрылась и горела огнем. И не собиралась портить это ощущение, размышляя о том, что случится дальше.
— Зеленое креповое платье, Тильда, — приказала она. — С белой нижней юбкой. — Встала, стряхнула с себя капли и завернулась в поданное служанкой полотенце. Эмма чувствовала на коже аромат мыла и в то же время ощущала рядом тело Аласдэра. Она и раньше подмечала, что кожа и мышцы хранят собственные воспоминания.
— И кашемировую шаль, леди Эмма, — скорее не спрашивая, а утверждая, предложила Тильда, втирая помаду в волосы на висках, пока они не заблестели и не стали отливать красноватым золотом. — Зеленое и золотистое очень подходят друг к другу.
Эмма согласилась кивком головы, сунула затянутые в шелковые чулки ноги в крохотные зеленые туфельки и застегнула у ворота три ряда бесподобных жемчужных пуговиц — подарок от Неда на день рождения в двадцать один год. Подумав секунду, дополнила наряд такими же жемчужными серьгами — подарком Аласдэра.
В дверь спальни постучали, и Тильда пошла открывать дверь.
— Какой чудесный букет, мадам! — воскликнула она, принимая у стоявшего в коридоре лакея цветы. — Белые розы! Они прекрасно подойдут к вашему платью. Надо прикрепить к перчатке и на запястье.
Она подала букет Эмме — три превосходные белые розы, перехваченные серебряной лентой. Изящно и со вкусом. Но что еще ожидать от Аласдэра? Эмма улыбнулась и потянулась к карточке.
«Дорогая, прикрепите к Вашему платью эти цветы, и я стану самым счастливым человеком на свете. Ваш преданный слуга Поль».
— О! — Девушка невольно наморщила нос. Изящные цветы, бесцеремонное послание! Неужели она дала мужчине столько поводов? Но справедливость требовала признать: в ее флирте он мог вполне углядеть поощрение. Да что там говорить, она сама собиралась его обнадежить. А теперь придется охлаждать — самое неблаговидное занятие. Она может показаться ветреницей, если не придумает, как с достоинством выйти из создавшегося положения. — Нет, Тильда, я это не надену. — Эмма остановила служанку, уже готовую приколоть цветы к длинным шелковым перчаткам.
— Как жаль, леди Эмма! — огорчилась та.
— Цветы хороши, — успокоила ее госпожа, — но я собираюсь надеть золотые материнские браслеты. — Она полезла в шкатулку с драгоценностями. Служанка с любопытством посмотрела на нее, положила букет на туалетный столик и достала шаль. Накинула ее Эмме на плечи и отошла, чтобы оценить эффект.
— Очень модно, леди Эмма, — удовлетворенно проговорила она и поправила шнуровку на груди.
Улыбка Эммы стала немного рассеянной. Праздничное настроение несколько упало, потому что предстояло разочаровать Поля Дени. К тому же под пристальным взглядом Аласдэра. Он сказал, что тоже будет в «Олмэксе». И Эмма не понимала, как сможет находиться в обществе обоих мужчин и не вспоминать о бронзовой нимфе.
История о нападении на эмигранта скорее всего уже у всех на устах. Поль наверняка признался во всем герцогу Девизу, раз неприятность случилась в доме вельможи. Но потом девушка вспомнила: когда утром она преподносила Полю собственную версию событий и заявила, что так и не вернулась в оранжерею, француз ответил, что ждал ее «целую вечность». Почему он не рассказал о нападении? Это было бы вполне естественно.
Может быть, из-за гордости? Не захотел признаться, что подвергся такому унижению? Единственный ответ. И пожалуй, самый вероятный. Поль Дени не выставит себя на посмешище свету. А смеяться бы стали — зло смеяться, и не только над ним — над любым. В обществе любят потешаться над скандальным несчастьем других.
