Вахтанговец. Николай Гриценко - страница 2
куда больше чем семь восьмых... Она требует и постоянного, упорного,
порой изматывающего труда, полной душевной самоотдачи до самозаб
вения, способности подниматься над обыденностью, проникаться делами
и болями людей в той степени мастерства, когда оно становится незамет
ным окружающим.
Но начинается актер, конечно, с большого актерского дара. Без него
все остальное как хлеб без соли, и даже большой профессионал - всего
лишь птица без крыльев. Дар - природное явление, его обладатель может
его развить, а может и погубить.
Николай Олимпиевич Гриценко был артистом воистину Божьей мило-
стью, артистом с головы до пят, каждой клеткой своего существа.
Сцена была его стихией, он играл так же легко и свободно, так же
непосредственно и вдохновенно, как поет птица. Он был из той легендар-
ной плеяды лицедеев в хорошем смысле этого слова, которые не мыслят
своего существования без игры, без сцены и обладают способностью ви-
деть мир таким, в котором жизнь и театр неразделимы: театр - это жизнь,
а жизнь - это театр.
Талант - непостижимая, загадочная категория. Иногда кажется, что
почвы нет, чтобы возрос такой пышный и богатый оттенками цветок,
и вдруг на тебе - чудо, да и только. Н.О. Гриценко - подтверждение этому.
Играя с ним спектакль, мы часто становились в тупик перед его неожи-
данными находками. Каким путем он приходил к ним? Где он их подсмо-
трел? Как он не боялся их? И ведь все оправданно, все от сути характера,
и все так неожиданно, что только диву даешься.
Должен сказать, что актеру убедить в правде образа публику нелегко,
но возможно. Критику, особенно тех искушенных театроведов, которые
приходят на спектакль с солидной долей скепсиса и «всезнания» теа-
тральных и околотеатральных дел, убедить еще труднее.
Но поразить, потрясти своим искусством товарищей, заставить
их не узнать себя, снова и снова открывать им поистине неистощимые
тайники свой индивидуальности - это способность просто невероятная.
И Гриценко обладал ею в полной мере. Неподражаемый авторитет его та
ланта был признан в Вахтанговском театре, с каждым годом он расцве-
тал и креп, как актер, удивляя нас неслыханным богатством превращений,
многоцветным калейдоскопом характеров.
Когда он приступал к какой-нибудь репетиции, большой или маленькой,
у многих его товарищей, занятых по горло собственными делами и забо-
тами, возникала острая необходимость прийти в зал и увидеть его новые
открытия.
Перевоплощение было и остается высшим пилотажем театра, это такие
«бочки», «иммельманы» и «мертвые петли», которые по плечу лишь на
стоящему ассу сцены.
Так вот, Николай Олимпиевич бы по-своему уникален и универсален.
Для него не было преград и пределов. Он мог изобразить бесконечное
множество различных походок, голосов, акцентов, движений рук, выра
жений глаз - его пластика была непревзойденной.
Иногда, в добрую минуту, он, веселясь и озоруя, рассказывал и показы
вал увиденное за стенами театра, и перед нами открывался целый много
населенный мир человеческий, запечатленный словно в живой фотогра
фии. И эта бесценная кладовая, этот золотой запас впечатлений помогали
ему создавать самые невероятные, разноплановые характеры, которые
вошли в историю театра.
Из книги Михаила Ульянова «Я работаю актером»
1944 год. Москва
До конца войны остается чуть больше полугода. После блокады Ленин
града и эвакуации в Свердловск, я попадаю в театральную Мекку.
Мне шестнадцать лет. Я заканчиваю школу в Дегтярном переулке, а, напро-
тив, через улицу Горького, в переулке Садовских, играет, вернувшийся из Ом
ска Театр им. Евг. Вахтангова - моя первая и, увы! пожизненная любовь.
Играет Рубен Николаевич Симонов - лучшего я не увижу - Сирано де Бер-
жерака, Алексей Дикий - лучше не бывает - генерала Горлова во «Фронте»
Корнейчука и, наконец, выходит лучшая за всю мою долгую театральную
жизнь премьера «Мадемуазель Нитуш» Ф. Эрве в постановке Р. Симонова
с оформлением Николая Акимова и с, опять-таки, скажу нескромно, с луч
шей актрисой в главной роли за все мои 70 лет - Галиной Пашковой.
Не буду отходить от превосходных степеней. В этом волшебном спекта-
