– Когда читатель, знакомый с литературным первоисточником, сравнивает своё представление с тем, что предлагают ему в экранизации, – это почти всегда неприятие. Работая над повестью, вы наверняка описывали совсем других людей. Как восприняли вы созданных вами героев в визуальном воплощении Кирилла Плетнёва, Александра Сирина, Анастасии Паниной и Екатерины Вилковой?
– Надо сказать, это вторая экранизация «Неба падших». Первую снял ещё в прошлом веке Константин Одегов, и называлась она «Игра на вылет». Там мне нравилась исполнительница роли Катерины, выпускница баталовского курса Юлия Рытикова. Но, кажется, потом она ушла из профессии. Исполнители в ленте, снятой Валентином Донсковым, мне нравятся. Кстати, со мной советовались. Когда смотрел фильм, сочувствовал им, как живым людям, хотя, как догадываетесь, знаю наизусть каждую реплику. Для меня такое сочувствие – главная примета творческой удачи. А каких людей видел перед собой, когда сочинял повесть, я уже не помню…
– «Всё, что происходит сегодня в России, – мой материал, – в одном из интервью сказал Юрий Поляков. – Я считаю, хватит новым русским быть героями развлекательного чтива. Они – достаточно интересное явление для серьёзной литературы». На премьере картины в Доме кино вы сказали залу, что из всех ваших произведений, выпущенных на экран, только три, включая «Небо падших», можно отнести к экранизациям, другие же сняты «по мотивам». Иными словами, режиссёры чаще не справляются с переносом литературы на экран. Где проходит грань?
– Грань – это верность художественной реальности, сочинённой писателем. Мне вообще непонятно, когда берутся за экранизацию чьей-то прозы, чтобы самовыразиться. Именно так поступил в 1987 году с моей повестью «Сто дней до приказа» молодой в ту пору режиссёр Хусейн Эркенов. В советские времена это хотя бы объяснялось тем, что с помощью знаменитого названия легче было получить позицию в студийном плане. А сейчас? Зачем? Есть же авторское кино. Напиши и сними, получи премию. Правда, остаётся вопрос: кто это будет смотреть? Ведь дефицит качественной литературной основы – главный бич современного кинематографа. Режиссёр должен обогащать свой мир за счёт писателя, а не обеднять облюбованную прозу ради своих фобий и комплексов.
– Вероятно, требуется определённая смелость, чтобы смотреть на то, что кто-то чужой сделал с рождённым тобой произведением?
– Смелость тут ни при чём, нужны крепкие нервы. Я не обижен вниманием режиссёров, почти вся моя проза экранизирована. Есть удачи: например, «Апофегей», снятый Станиславом Митиным, или «Козлёнок в молоке», снятый Кириллом Мозгалевским. А есть ленты, которые мне было неловко смотреть. Но утешаюсь тем, что даже неудачная киноверсия твоей прозы – это в любом случае пропаганда твоего творчества. Ведь как устроен человек? Я сам, например, смотрю отличную экранизацию и думаю: «Здорово! Надо почитать!» Смотрю ужасную экранизацию и думаю: «Всё равно надо почитать. Вдруг книга лучше?» Мне чаще всего говорят: «А ваша книга лучше фильма!» Ну что ещё нужно автору, который по своей природе болезненно самолюбив, как прыщавый подросток?..
– Современная драматургия работает с многожанровыми конструкциями, и «Небо падших» – из этого ряда. Но в одном из интервью вы сказали, что не готовы определить жанр этой вещи. На афише фильма есть надпись «драма» – вы с такой однозначностью согласны?
– Пусть жанр «Неба падших» определяют литературоведы. Главное, чтобы читателю было интересно. А современная драматургия, увы, не умеет строить сюжет. Оригинальный, хотя бы в частностях, сюжет – теперь большая редкость. Переключаешь каналы – и кажется, что смотришь разные постановки одного и того же сценария. Когда за один день я в пятый раз натыкаюсь в телевизоре на провинциалку, потерявшую сначала невинность, потом ребёнка, потом память, а потом попавшую в тюрьму, а затем покорившую сердце одинокого олигарха, мне хочется купить винтовку, найти продюсера и зверски убить его. Раньше кино подпитывала не только проза, но и драматургия. Однако экранизировать «новую драму» так же бессмысленно, как вызывать реанимацию к египетской мумии. Впрочем, из прозы тоже выбирают для экранизации не лучшие вещи, ориентируясь на шорт-листы «Букера» или «Большой книги». Однако на эти премии ориентироваться никак нельзя – они лежат вне эстетических критериев. Это не литература, а в лучшем случае какая-то «игра в изысканный труп».
