Только, когда наступила ночь, и Андуину порядком наскучило сидеть на одном и том же месте, а поток визитеров все не кончался, Вариан велел остальные аудиенции перенести на утро.
— Через несколько дней я созову Высший Совет Альянса, — сказал Вариан сыну, когда их оставили одних. — Мне нужно, чтобы ты присутствовал.
Андуин, собрал все силы в кулак, но смог только кивнуть. Все, о чем он хотел рассказать отцу, внезапно исчезло из его памяти, словно и не было ничего.
Той ночью во весь опор по лугам Элвиннского леса, не разбирая дороги, мчался рыжий конь, и юный, румяный от быстрой езды наездник ослаблял поводья, подбадривая коня криком. И от этой бешеной скачки по бездорожью, его переполняло чувство восторга, и жар вскипевшей от адреналина крови сбивал ровное дыхание. И ничего, кроме бьющих по лицу веток, его не волновало.
В одном из ответвлений подземного туннеля оказалась комнатка с низким потолком, заваленная десятками старых, сломанных лопат и кирок, многие из которых пришлось вынести в туннель, чтобы освободить хоть немного места. Мужчине удалось найти в одном из пыльных рюкзаков, бесформенными тюфяками валявшихся по углам, кремень и соорудить подобие факела. Когда подрагивающий свет коснулся стен, Джайна поняла, почему мужчина ухмылялся, пока расчищал чулан. Стены комнаты были изрисованы картинками очень фривольного содержания с героями настоящих и прошлых времен.
— А не твой ли это друг орк, — пытаясь разглядеть выцарапанную фигуру, сквозь смех, сказал незнакомец. — Художник очень старался.
Джайна хотела пулей вылететь из чулана, но он перегородил ей дорогу.
— Ладно, ладно, — с серьезным видом сказал он. — Обещаю на стены не смотреть. Но выбора у тебя нет — в шахте ты замерзнешь, а здесь — я перегорожу вход. Огонь и мое горячее дыхание тебя согреют. К тому же надо осмотреть раны нашего боевого друга.
Мурлок на руках девушки притих.
— Не бойся, — потрепала его по макушке Джайна.
Трезубец мирмидона лишь слегка полоснул твердую чешую мурлока, порезы кровоточили, но были не смертельными. Мурлок освоился, стал деловито ходить перед Джайной и без умолку что-то булькал.
— Рассказывает, какой он герой. Как не испугался и сказал страже, что ловил рыбу и потому задержался. И что никого в воде нет, — наблюдая за зверьком, сказал мужчина.
— Ты понимаешь его язык? — удивилась Джайна.
— Он очень простой.
Мурлок тем временем закопался в груду пыльных холщовых мешков и вынырнул с куском ссохшегося хлеба, который тут же протянул Джайне. Та с улыбкой приняла предложенное. Одна половина сухаря была покрыта плесенью, другая — твердая, как камень. Довольный собой, мурлок, закутавшись в один из мешков, что-то сказал.
— Ничего не поделаешь, — пожав плечами, ответил ему мужчина.
— Что он хочет?
— Говорит, от моего жара у него чешуя трескается.
Поерзав, мурлок что-то пробормотал и вместе с мешком потащился во влажный туннель шахты.
— Он будет неподалеку, если что — кричи. А я сейчас приду, — с этими словами незнакомец вышел из комнатки.
Грохот сотряс комнатку, и огромный валун перекрыл вход. Мужчина в последний момент ловко заскочил внутрь. Перестало сквозить сыростью шахты, воздух в тесной подсобке стал постепенно согреваться.
— Кто ты? — в очередной раз спросила Джайна. — И откуда столько сил? Ты не обычный человек.
Он безразлично пожал плечами, пока расчищал землю от гвоздей и сломанных лопат. Потом устроился прямо на земляном полу, с наслаждением вытянув ноги. «Да, ему вряд ли будет холодно», — сырая земля холодила спину Джайны, хотя к стене она не прижималась. Мужчина со вздохом пересел к ней и попытался обнять.
— Нет, это не рисунки на стенах так на меня действуют, — спокойно сказал он, — я забыл, что ты мерзнешь. Не бойся, Джайна Праудмур.
Когда девушка устроилась, он спросил:
— Так, что ты хочешь знать обо мне?
— Откуда ты взялся в Зин-Азшари?
— Дворфы выкопали.
— Я серьезно.
— А я не шучу.
И он рассказал, что однажды дворфы-копатели наткнулись на странный туннель, ведущий к запертой, неимоверно горячей двери. Дворфы рассказали об этом королеве. Земля вокруг темницы была пропитана болью и ненавистью, ни один из дворфов не мог находиться там, настолько сильны были испытываемые ими страдания.
