Ранним утром начались подземные толчки. Он сидел в автомобиле, ожидая, пока уймется боль в руке, когда валуны начали сотрясаться. Он понял, что это означает, и вышел наружу.
Примерно в двух милях выше по склону, параллельно дороге, с севера на юг проходила скальная гряда. Именно оттуда и свалились камни, преградившие путь. Автомобиль защитил бы своего пассажира от летящих камней ничуть не лучше, чем яичная скорлупка от бронебойных снарядов. Толчки превратились в ритмичную дрожь, и маленький «Дина-компакт» закачался на рессорах. Рейнер карабкался через завал, когда тряска усилилась, а сверху на склоне загремели камни. По мере приближения грохот лавины становился все громче.
Укрывшись за завалом, Рейнер настроился на ожидание. Он не мог ничего поделать. При свете звезд он видел, что некоторые из валунов возвышаются футов на двадцать, но их защита будет предательски ненадежной. Черные, массивные, твердые, они из-за своего веса становились очень опасными: они скатились сюда сверху, и в один прекрасный день покатятся дальше. Над их скульптурными формами низкое небо озаряли звезды. Конечно, самые низкие из них отражали сюда этот нарастающий рокот. Звезды дрожали в пустоте. Летящие камни закрывали теперь все обозримое пространство, они сталкивались, подпрыгивали и скатывались все ниже и ниже; порой то один то другой высоко взлетал в наполненный грохотом воздух и раскалывался, ударяясь о землю. На боках раздиравших мрак камней виднелись темнели свежие сколы. Где-нибудь среди них, наверняка, были гиганты. Рейнер, один среди обвала, слушал грохот лавины.
Он был не в силах смотреть на это. Неистовство, внезапно пробудившееся через сотни, тысячи или миллионы лет, начавшись где-то на востоке, распространялось к югу. Оно сжимало недра земли в судорогах, которые можно было почувствовать только в кратковременном затишье между самыми мощными приступами землетрясения.
Рейнер ударился о землю левым боком и испустил крик мучительной боли. Он лежал неподвижно. Земля стала похожа на уставленный ящиками кузов грузовика, несущегося по кочкам: невозможно было стоять на ногах и не за что ухватиться. Все окрасилось в красный цвет: звезды, мрак, подскакивающие камни. Он не мог разглядеть свой автомобильчик; впрочем сейчас тот уже вполне мог оказаться погребенным. Да, все, действительно, покраснело, вероятно, глаза залила кровь, а может быть сами нервы кровоточили. Что-то заставляло Рейнера кричать, хотя из горла вырывались не слова, а только долгий модулированный, но нечленораздельный вибрирующий звук. Он не призывал на помощь: сейчас ему никто не смог бы помочь. Скорее всего, он кричал, чтобы просто подтвердить свое собственное существование среди этого множества ревущих жерновов, кричал в знак протеста против грозящей гибели.
В красном небе пульсировали красные звезды. Его рука горела. Землю сотрясал барабанный бой.
Рейнер был напуган. Землетрясение было хуже, чем шторм на море или в небе, потому что на море есть судно, корпус которого может защитить, есть обломки рангоута, за которые можно ухватиться, если судно погибнет, есть надежда на другое судно или на спасительный берег; в самолете, попавшем в небесный шторм, есть надежда на то, что вырвавшись из эпицентра машина продержится достаточно долго для того, чтобы достичь посадочной площадки – земли, на которой человеку больше ничего не грозит, если только он сможет живым достичь ее.
Но здесь сама земля двигалась, тряслась и швыряла человека, и бежать в поисках спасения было некуда. Некуда.
Он наконец услышал свой крик. Теперь это было слово: «Стой! Стой! Стой!»
Большой темно-красный осколок скалы важно катился сверху; мелочь отскакивала от его боков. Бог играет в бильярд на темном холме. От растрескавшейся лавы взвилась пыль и повисла в воздухе. Камни мчались сквозь эту завесу. Осколки камня выбивали безумную дробь, сопровождавшую барабаны, мерно бившие в глубинах земли. «Стой! Стой! Стой!». Лишь неподвижность могла как-то спасти, а она все никак не наступала. Мертвая земля была жива. Красные звезды, сталкиваясь между собой, плясали в небе.
