Дунай — Тисса — Дунай…
Так именуется трасса нового канала, который считают крупнейшей гидротехнической стройкой страны. На некоторых картах он уже заранее нанесен жирным пунктиром, пересекающим Воеводину — ту часть народной республики Сербии, которая расположена к северу от синей извилистой линии Дуная.
Впервые я увидел Воеводину, главную житницу страны, с самолета, летевшего из Будапешта в Белград. Это равнина, распаханная от края до края. Только серые пыльные дороги да квадратики хуторских дворов остались здесь не тронутыми плугом. Может, она и походила бы сверху на нашу украинскую степь, если бы не так густо заштриховали ее бесчисленные межи полей частных хозяев.
Реки, пересекающие Воеводину, немыслимо петляют, и оттого еще заметнее ответвляющиеся от них прямые линеечки старых оросительных каналов. Равнина безлесна. Только вдоль Тиссы, которая несет с севера свои воды к Дунаю, жмутся рощи.
Я пролетал над этими краями в сентябре, когда хлеба были уже сжаты и поля казались буровато серыми. Но кое где по соседству с ними зеленели пятна застоявшихся болот.
Вот по этой то равнине мы с заместителем директора предприятия «Иван Милутинович» Боривое То мичем и отправились на трассу канала. Дело было к зиме, дул холодный резкий ветер, но здоровяк Томич находил погодку бодрящей и упрямо не застегивал пальто.
По дороге он рассказал мне о наводнениях, которые издревле мешали земледельцам Воеводины.
Тут, на этой плоской равнине, есть где разлиться и Дунаю и Тиссе. Чтобы хоть как нибудь оградить себя от беды, сербы понастроили вдоль этих рек целую систему дамб. Они протянулись почта на тысячу двести километров. Мало того, тут прокопаны еще тысячи километров каналов для отвода воды и построены десятки насосных станций. Но дамбы и каналы устарели, насосные станции слишком маломощны.
— Это вчерашний день, — говорит Томич, — это старые заплатки, которыми не прикроешь дыр. А вот канал Дунай — Тисса — Дунай задуман как универсальная система. Мы защитим от наводнений миллион двести тысяч гектаров, а по соседству оросим триста шестьдесят тысяч гектаров. Неплохо, правда?
Томич дружески подмигивает мне. Все радует его: и ветер и быстрая езда по отличной дороге. Встречных машин почти нет, но то и дело попадаются пароконные дроги с соломой и кукурузой. Селяки (крестьяне) в высоких овчинных шапках, с каленными ветром красными лицами важничают на козлах. Это зажиточные «инициативные хозяева», у которых и кони на подбор, в масть, и бричка покрашена, и на хомутах горят начищенные медные бляхи.
По мосту пересекаем Дунай возле города Нови Сада. Дунай здесь неширок, но быстр и мало похож на ту несколько ленивую мутную реку, которую мы знаем в низовьях, у впадения в Черное море.
Чем ближе к венгерской границе, тем чаще встречаются села, где рядом с сербами крестьянствуют венгры. Венгров в Югославии полмиллиона; живут они большей частью в Воеводине.
Мы остановились ненадолго у свиноводческой фермы. Ферма поставлена хорошо, дает немалый доход. Работают на ней главным образом венгры. Свинарь Иштван Бонго очень подробно стал рассказывать, как он, Иштван, выращивает таких поросят, каких не сыщешь ни у кого из окрестных се л яков.
Подошли его дочери: старшая — Божика и младшая— Гизелла. Они тоже свинарки. Иштван рассказал, что раньше у него не было земли, а теперь он встает на ноги, купил маленький участок возле дома, завел пчел, приобрел по случаю даже старенький радиоприемник. Жить можно! Вот только с дочками плохо: негде учить. Народ разбросан по хуторам, до средней школы далеко. Девчата окончили, правда, три класса, но какое же это образование? И другие с этим же мучаются.
— У вас ведь завтра большой праздник, седьмое ноября, — сказал Иштван вдогонку, когда мы уже распрощались, и добавил смеясь: — Кланяйтесь русским невестам!
