— Продолжайте, — сказал Хоуден.
— Я хочу лицензию на ТВ в… — Он назвал город — самый процветающий в стране промышленный центр. — На имя моего племянника.
Джеймс Хоуден тихонько свистнул. Такое решение приведет к широкой раздаче должностей. Лицензия на ТВ — это лакомый кусочек. А в очереди уже стояло немало охотников получить такой куш — в том числе люди с большими деньгами.
— Это же стоит два миллиона долларов, — сказал Хоуден.
— Я знаю. — Харви Уоррендер, казалось, слегка волновался. — Но я думаю о старости. Профессорам колледжа не платят больших денег, а я, занимаясь политикой, не сумел ничего сэкономить.
— Если это откроется…
— Никак не смогут, — сказал Харви. — Уж я об этом позабочусь. Мое имя нигде не появится. Подозревать можно что угодно, но получить доказательства они не сумеют.
Хоуден с сомнением покачал головой. Снаружи донесся новый взрыв шума — теперь уже мяукали, и кто-то иронически запел.
— Я дам вам обещание, Джим, — сказал Харви Уоррен-дер. — Если я стану тонуть — из-за этого или из-за чего другого, всю вину я возьму на себя, и вы тут будете ни при чем. Но если вы выгоните меня или не поддержите по достойному делу, я утащу с собой и вас.
— Но вы же не сможете доказать…
— Я хочу, чтобы это было написано, — сказал Харви. И жестом указал на зал: — Прежде чем мы войдем туда. Иначе пусть все решает голосование.
А результаты голосования будут очень близки. Оба знали это. Джеймс Хоуден увидел, как кубок, который он так хотел получить, выскальзывает из его рук.
— Хорошо, — сказал он. — Дайте мне что-нибудь, на чем написать.
Харви вручил ему программу съезда, и Хоуден написал на обороте — написал слова, которые окончательно уничтожат его, если их когда-либо увидят.
— Не волнуйтесь, — сказал Харви, кладя программу в карман. — Она будет в надежном месте. А когда мы оба уйдем из политики, я верну ее вам.
И они оба направились в зал: Харви Уоррендер — чтобы произнести речь, в которой он отказывался от руководства партией (кстати, одну из лучших речей, какую он произнес в своей жизни как политик), а Джеймс Хоуден — чтобы быть избранным и под приветственные крики пронесенным сквозь зал…
Уговор этот обе стороны сохраняли, несмотря на то что с течением лет престиж Джеймса Хоудена рос, а Харви Уоррендера, напротив, неуклонно падал. Теперь трудно было даже вспомнить, что Уоррендер считался когда-то серьезным претендентом на руководство партией, и, уж конечно, теперь он не стоял в ряду наследников престола. Но такие вещи часто случаются в политике: стоит человеку выйти из состязания за власть, как его рейтинг неизменно понижается, по мере того как идет время.
Машина Хоудена выехала с территории Дома Правительства и направилась на запад, к резиденции премьер-министра на Суссекс-драйв, 24.
— Мне иной раз кажется, — сказала Маргарет как бы про себя, — что Харви Уоррендер немного сумасшедший.
«В том-то и беда, — подумал Хоуден. — Харви действительно немного сумасшедший». Потому-то и нельзя быть уверенным в том, что он не вытащит на свет это наспех написанное соглашение девятилетней давности, даже если тем самым уничтожит себя.
Хоуден не знал, как относится теперь Харви к этой давней сделке. Насколько ему было известно, Харви Уоррендер всегда был честен в политике — до этого случая. А с тех пор племянник Харви получил лицензию на ТВ и, если верить слухам, нажил на этом состояние. Как, по всей вероятности, и Харви: его уровень жизни теперь стал много выше того, что мог позволить себе министр, — правда, по счастью, он не был болтлив и не требовал внезапных перемен.
В ту пору, когда племянник Харви получил лицензию на ТВ, было много критики и домыслов. Но ничто никогда не было доказано, и правительство Хоудена, только что выбранное палатой общин подавляющим большинством голосов, раздавило этих критиков, а со временем — Хоуден с самого начала знал, что так оно и будет, — люди устали от этой темы, и она исчезла с экранов телевизоров и из газет.
Но помнил ли об этом Харви? И не страдал ли немного от нечистой совести? И не пытался ли, возможно, каким-то извращенным, кружным путем, повиниться?
