— Ага, так… Ну, благодарю тебя… Ступай и спи спокойно в гондоле… А ко мне пошли Джиорджио.
— Помилуйте, ваша светлость!
— Ты ведь отказываешься?
— Как прикажете, ваша светлость, отправиться к Мосту Вздохов: улицами или каналами?
— Как хочешь. Только захвати с собой весло, потому что может понадобиться гондола.
— Не успеете, синьор, и глазом моргнуть, как принесу ответ от Джакопо, — сказал, вздохнув, Джино и, поклонившись, вышел из кабинета с запечатанным письмом в руке.
Спустившись по потайной лестнице, он миновал узкий коридор и, пройдя по внутреннему двору через скрытую, немногим известную дверь, вышел в темный переулок, соединявшийся с соседней улицей.
Венеция расположена на низких песчаных островах. Вероятнее всего, что обширная мель в глубине венецианского залива — наносного происхождения. Множество потоков, орошающих долины Альп, несут Адриатическому морю свою дань в виде остатков разрушенных ими горных пород. Этот наносный грунт образует в заливе мели, которые с течением времени выступили из воды группой низких островов. Песчаная отмель, обращенная к Венеции и к ее лагунам, называется островом Лидо. Так как большинство глубоких каналов лагун оставлено в неприкосновенности, то город в разных направлениях прорезывается множеством протоков. По берегам этих протоков стены домов буквально упираются в воду, так как недостаток твердой почвы заставлял строить дома у самых берегов каналов. Благодаря этому почти каждое из зданий имеет один выход на канал и другой во внутренние проходы улиц. Улицы Венеции хотя и очень узки, но все вымощены, удобно проложены, и, при наличии мостов, сообщение между островами незатруднительно.
Джино очутился на одной из таких улиц. С гибкостью угря, плавающего в лагунах, он пробирался в толпе, стараясь пройти незамеченным. Не останавливаясь ни разу, он добрался до маленького низкого домика, стоявшего на углу площади, населенной бедняками и рабочим людом. Пробравшись среди множества пустых бочек, груд снастей и разного хлама, гондольер нащупал дверь и вошел в комнату.
— Ты ли это, Джино? — вскричала хорошенькая, разбитная венецианка, в голосе которой слышалось кокетство и удивление. — Пешком, потайным входом и в необычный час!
— Твоя правда, Аннина, что я пришел не во-время; мне некогда рассказывать; надо торопиться. Принеси ты мне, Аннина, пожалуйста, ту куртку, в которой я был с тобой на празднике в Фузине.
— Почему ты хочешь сменить ливрею твоего хозяина на платье простого лодочника? Ведь эта шелковая куртка идет тебе гораздо больше, чем выцветший бархат, и если я раньше никогда этого не говорила, то только оттого, что хотела поберечь похвалу для других, кто их тоже любит…
— Дело не в этом! Скорее как можно давай мою куртку!
— Вот она! Ты найдешь в ее кармане ответ на твое письмо, за которое я тебя вовсе не благодарю, потому что тебе его писал секретарь герцога. И я тебе скажу, что женщины всегда осторожнее в этих делах; они знают, что, выбирая поверенного, очень легко наткнуться на соперницу.
— Сам чорт не написал бы этого письма лучше, моя дорогая, — сказал Джино, переодеваясь. — Теперь шапочку и маску!
— Тот, у кого на лице обман, не нуждается в маске, — ответила девушка, все же бросая Джино нужные вещи.
— Теперь хорошо! Никто не угадает во мне слугу дона Камилло Монфорте. Я готов даже нанести визит тому еврею, который взял в залог твою золотую цепочку, и пригрозить ему ножом, если бы он захотел взять процентов больше условленного.
— Но что же будет тогда с тем важным делом, ради которого ты так торопишься?
— Правда, правда, долг прежде всего! Что, лодки твоего отца все в разгоне?
— Ну, конечно, ты видишь, я одна. Отец уехал в Лидо, брат в Фузине, а слуги на островах.
— Чорт возьми! Неужели ни одной вашей лодки в канале не найдется?..
— Стой, Джино! Ты что-то очень уж торопишься. Я жалею теперь, что впустила тебя и позволила переодеваться в нашем доме. Я хочу знать, что это за спешное дело, и не навлечет ли оно каких-нибудь подозрений и на моего отца. Я хочу знать!
— Ах, пойми, время дорого! Если я опоздаю, это будет твоя вина. Дай скорее ключ от двери, которая выходит на канал.
