- Ну, прям как в анекдоте, - неожиданно хохотнул один из присутствующих, явно испытавший облегчение при словах хозяина. - Встретились как-то англичанин, русский и немец...
- Жид, хохол и кацап тоже справно звучит, - поддержал шутку, переходя на украинский вариант русского, второй.
- Шутники! - сказал на это хозяин квартиры и, быстро написав на бумажке: "официально журналист, а на самом деле гауптштурмфюрер СС, сотрудник СД, связан с Гейдрихом", с многозначительным выражением на лице подвинул гостям.
- Ну, ты, Цыц, и конспиратор! - покачал головой "рафинированный англосакс" в твидовом костюме в ёлочку, но сам, тем не менее, говорить вслух "о сокровенном" тоже не стал, а записал на той же бумажке: "и я журналист, а так - MI-6".
- Ох, грехи наши тяжкие! - Вздохнул Федорчук, делая свою запись. - И как же нас угораздило? Есть идеи, или об этом тоже нельзя вслух?
- А тебе легче станет, если я рожу что-нибудь вроде "сбоя в мировых линиях" или о "пробое пространственно-временного континуума"? - Степан придвинул к себе листок, на котором под немецкой и английской строчками было выведено кириллицей: "журналист и я, а так РОВС, НКВД", и даже бровь от удивления поднял. - Ну, мы и попали.
- Мы попали... - задумчиво пропел по-русски Ицкович и вытянул из кармана пиджака пачку французских сигарет.
- Ты же, вроде, бросил? - Снова удивился Матвеев.
- Бросишь тут, когда полковое знамя спи***ли, - усмехнулся не без горечи Федорчук и тоже потянулся к сигаретам. - Так что, профессор, так уж и никаких идей?
- Идей море, - Матвеев-Гринвуд встал и на сталинский манер прошелся по комнате, рассматривая простенькие литографии на стенах. - Конспиративная?
- А то ж, - Ицкович встал и подошел к буфету. - Выпить кто-нибудь желает? - спросил он.
Незаметно для себя все трое перешли на русский и говорили теперь гораздо свободнее, но голосов, разумеется, не повышали.
- Вообще-то разговор на серьезную тему... - Степан с сомнением смотрел на извлеченную из буфета бутылку коньяка и очень характерно дернул губой.
- А я, собственно, и не настаиваю, - пожал плечами Олег, который был теперь настолько не похож на себя прежнего, что при взгляде на него у Матвеева дух захватывало. Впрочем, имея в виду, новую внешность Витьки и вспомнив, как выглядит он сам, Степан эту тему решил "не расчесывать". И так на душе было погано - хуже не куда - а тут, как назло, еще и ни одного знакомого лица. Но с другой стороны, лучше так, чем никак. Втроем все же легче как-то.
- Ладно, - сказал он, увидев, как утвердительно кивает Олегу Виктор. - Плесни и мне немного.
- Заметьте, не я это предложил! - Довольно улыбнулся Ицкович, а вслед за ним и остальные.
- А не может так случиться, что это бред? - Осторожно спросил Федорчук, понюхав свою рюмку.
- Коллективный? - Уточнил Степан.
- У меня бреда нет, - отрезал Ицкович. - Я себя проверил.
- А это возможно? - Сразу же заинтересовался Виктор.
- Нет, разумеется, - Ицкович тоже понюхал коньяк, но пить не торопился. - Тут расклад настолько простой, что и говорить не о чем, но, пожалуйста, если уж так приспичило. Допустим, у меня бред, и все это, - он обвел рукой комнату и находящихся в ней людей. - Есть лишь плод моего воображения. Отлично! Но! Если бред настолько подробен, что внутри него я не только вижу и слышу, но и чувствую, то какая, собственно, разница, снится это мне или происходит на самом деле. Ведь если я обожгу палец, мне будет больно...
- Это называется солипсизм[52]... - как бы ни к кому конкретно не обращаясь, но достаточно внятно произнес Матвеев.
- Можешь считать меня последователем Клода Брюне[53], - пожал широкими плечами "немца" Олег. - По факту же, я знаю, что я здесь и что вы тоже здесь. Что это значит для меня? Для меня - здесь и сейчас - это единственная реальность, данная мне в ощущениях, и, как это ни дико, мне даже неинтересно знать, каким макаром меня сюда занесло! Что для нас изменится, если мы поверим, что нас, и в самом деле, запихнула сюда юная креолка, читающая на досуге Чехова?
