И это тоже требовало времени и внимания, ведь, как ни крути, кроме самих себя любимых, никого, кому можно было бы доверить главное, в природе не наблюдалось. А значит, следовало привыкать друг к другу, притереться, учиться наново, если уж не любить - чувства чувствами, как говорится - то хотя бы терпеть. Но, слава богу, люди они все были взрослые, обремененные кое-каким жизненным опытом, а потому и с задачей этой справились - пусть и в первом приближении - совсем не плохо. Во всяком случае, уже то хорошо, что ситуацию все понимали правильно и никаких иллюзий по ее поводу не питали. Аминь.
А в дорогу отправились несколько позже, но не раньше, чем обговорили и четко определили свои планы - общие и индивидуальные - на ближайшую перспективу, согласовав заодно и способы связи, и тактику, и главное - стратегию. Очень важно - можно сказать критически важно - было понять, чего каждый из них хочет от будущего, каким его видит это будущие, и каким образом предполагает до оного добраться. И "усреднение" этих вот планов, их откровенное обсуждение, и достижение консенсуса, так любимого первым и последним президентом СССР, который, надо сказать, еще и на свет не родился, кажется[242], вот это все и было, если трезво рассуждать, и самым важным итогом "встречи в верхах" и самым трудоемким ее результатом. Это ведь только наивные люди могут поверить, что у пяти взрослых людей - трое из которых мужчины, а двое - женщины - имеется, может иметься полное и окончательное единство взглядов. Бог им в помощь этим романтикам, и флаг в руки, а в жизни такого нет, и быть не может.
***
Все разъехались, и в "домике в Арденнах" стало тихо и даже как-то одиноко. Но, с другой стороны, если их всех и занесло в нынешнее "теперь", то не ходить же им из-за этого строем, как юным пионерам. У всех свои планы, свои дела и дороги, которые то ли мы выбираем, то ли они выбирают нас.
Ольга, изящно взмахнув на прощание ручкой, затянутой в бордовую лайку, уехала первой. Она предполагала, сменив два поезда, добраться до Парижа, и уже оттуда ехать в Швейцарию, где у Екатерины Альбедиль-Николовой остались какие-то нерешенные "с вечера" дела. Впрочем, долго болтаться в Женеве и Цюрихе она не предполагала, пообещав появиться в Париже так скоро, как только сможет - "мне надо еще в Вену и Мюнхен заскочить..." - чтобы поработать с Таней над сценическим образом и завершить для Степы серию статей о Балканах и СССР.
В тот же день "домик в деревне" покинули и Матвеев с Ицковичем. Олег вернулся в Бельгию, чтобы уже оттуда выехать поездом в Берлин. А Степан предполагал вылететь из Брюсселя в Лондон, а оттуда - поездом в Эдинбург, где у Гринвуда были дела, связанные с нежданно-негаданно упавшим на него наследством. Ни характер этого наследства, ни точный его размер - известны не были, и именно поэтому с имущественными правами следовало разобраться как можно быстрее. А вдруг тетушка Энн - двоюродная сестра покойного сэра Гринвуда оставила своему племяннику что-нибудь более ценное, чем груда замшелых камней, гордо именуемая родовым замком каких-нибудь там "Мак-Что-то-С-Чем-то", за одним из которых она и была замужем последние двадцать пять лет? Денег на все великие планы "компаньонов" по преобразованию текущей исторической реальности требовалось немало, а взять их было неоткуда. Могло, разумеется, случиться и так, что Энн Элизабет Элис Луис Бойд ничего кроме долгов по закладным и "Лох-Какого-то" озера с "примыкающим склоном горы" Степану не оставила. Но и в этом случае, выяснить данный нерадостный факт лучше было сейчас - пока еще есть время - чем потом, когда времени на все эти глупости уже не будет.
***
Все разъехались, и они остались вдвоем. Виктор и Татьяна, да "обслуга", но она не в счет.
"Как ты стоишь? Ну как! Как ты стоишь? Спину прямо держи, спину!" - Иногда Виктору хотелось заорать, но орать нельзя, и даже прежде чем просто что-то сказать, следует хорошенько подумать и посчитать до десяти. И глубоко вдохнуть, и длинно выдохнуть.
Когда встал вопрос, кто будет помогать Татьяне, - стать "Эдит Пиаф", никак не меньше - все дружно посмотрели на Федорчука. То есть, и вопроса не возникло, все само собой решилось. А кто еще? Все, понимаешь ли, заняты неотложными делами, и только Виктор как бы "безработный", потому что живой труп. Французская полиция и контрразведка до сих пор ищут тело, но вряд ли найдут. "Фашисты" это дело замутили так тщательно, что концов не разберешь. И оно вроде бы хорошо: его потеряли и энкавэдешники, и белогвардейцы, и живого уже не ждут. Тем легче возникнуть из небытия новой личности, никоим образом не связанной с сомнительной во всех отношениях фигурой Вощинина. Это "раз". А на "два" у нас музыкальный слух и музыкальная школа за плечами. "И за годами", если честно, потому что, когда она была та школа и где? Ну а "три" - это святое. Это "третье" Виктор, как и все прочее в
