- О, это замечательно! - Через силу улыбается она, не в силах отвести взгляд от его глаз.
"Да, что это со мной?! Что?"
- А вот и наш суп!
Но, кроме торжественного появления супа, в это же время произошло и еще кое-что, что, скорее всего, куда важнее, 'простых радостей желудка'. Официант с подносом, уставленным тарелками, еще только показался в дверях кухни, когда открылась входная дверь и на пороге появился высокий молодой мужчина в пальто с меховым воротником - бородка, дымчатые очки... "Где я его?... " - коротко кивнул Басту и снова скрылся на улице.
- Ну вот, - улыбается фон Шаунбург, и сквозь чужое, пусть и чертовски привлекательное лицо, проступают знакомые по Москве черты Олега. И пусть это всего лишь плод ее воображения, но такой... такой Баст нравится ей куда больше.
- Ну вот, - улыбается Олег. - Хвост твой мы благополучно потеряли и можем, соответственно, спокойно поговорить. Но сначала еще по рюмочке и за суп! И делу время, и потехе час.
***
Было уже далеко заполночь, когда на такси подъехали к гостинице "Мозамбик". Причем здесь именно эта африканская колония, да еще и не бельгийская, как объяснил Олег, а португальская, - понять было невозможно. Но, с другой стороны, хозяин - барин: отель, мимо которого они проехали пятью минутами ранее, вообще назывался "Bloom". То ли "расцвет" по-английски - но почему тогда по-английски, не говоря уже о смысле? - то ли просто Блюм. Вполне приличная, надо сказать, еврейская фамилия... Но тогда и "Мозамбик" может быть, pourquoi[171]бы и нет?
Однако продолжить забивать голову глупостями Тане не дали. Олег не дал. То есть, разумеется, herr фон Шаунбург, dégueulasse[172] немецко-фашистский!
- В каком он номере? - Холодно спросил Баст, когда они оказались в фойе.
- В тридцать седьмом... - Она все делала так, как приказал ей сделать Штейнбрюк, возможность "отрыва" тоже рассматривалась. То, что Шаунбург подстраховался и не пошел на встречу сразу, а предварительно поговорил с ней tête à tête[173], выясняя обстоятельства, говорило только в его пользу. Серьезный человек, с которым можно вести дела.
- Тридцать седьмой, я вас правильно понял? - И взгляд холодных, ставших сейчас почти стальными глаз.
"Тридцать се... ох! Его же в тридцать седьмом, кажется... Совпадение?!"
- Да.
- Великолепно! Fine a l'eau[174]! - Бросил он коротко портье.
- Куда прикажете? - Ничуть не удивившись, спросил портье.
- В тридцать седьмой номер. - Ответ фон Шаунбурга прозвучал уже от лестницы.
- Изволите, что-нибудь еще?
- Да, пожалуй, - не оглядываясь, ответил Баст. - Две большие чашки cafe au lait[175]...
"Alboche[176]... - раздраженно подумала Жаннет, сразу оценившая жест Шаунбурга. - Что с колбасника взять? Si sabrer[177]... галантен до ужаса, а по большому счету, ну кто я такая, чтобы для меня кофе заказывать?"
- Представите меня своему der Chef[178] и идите... отдыхать, - сказал фон Шаунбург, словно подслушав ее мысли.
"Что и требовалось доказать..."
Первый этаж, второй... Немец шел, как заведенный. Казалось, случись оказия, он так и до неба будет шагать.
Третий этаж. Коридор. Потертая ковровая дорожка гасит звуки шагов. "? 37".
- Здесь.
- Я вижу, - кивнул Шаунбург и отошел чуть в сторону. - Прошу вас, фройлен.
Жаннет постучала, услышала голос Штейнбрюка - "Войдите!" - и толкнула дверь.
- Густав, - сказала она, переступив порог. - Я рада, что ты не спишь. Это Карл, - указала она на вошедшего вслед за ней Себастиана. - Думаю, вам есть о чем поговорить. А, я, пожалуй, пойду спать...
- Да, милая. - Улыбнулся товарищ корпусной комиссар, как если бы приходился Жаннет добрым дядюшкой, а не всесильным начальником. - Отдыхай, а мы пока с господином ...
- Ригг. - Чуть склонил голову Баст. - Карл Ригг, к вашим услугам.
- Густав Мейнерт, - протянул руку Штейнбрюк.
"Цирк... Шапито".
***
Разумеется, Штейнбрюк понимал, с кем имеет дело. Знал, ждал... почти всего ожидал от опасного и в меру таинственного человека по имени Себастиан Шаунбург, но реальность превзошла ожидания. И этот гребаный der germanische Mann[179] сумел удивить Штейнбрюка - жизнью битого, наждаком тертого и огнем пытанного разведчика-коммуниста. Семь человек "наружки", много это или мало? Вечером, в непогоду, на полупустых улицах чужого города - когда любой человек торчит, как мишень в тире - этого должно было хватить за глаза, но не хватило: фашист увел das kleine Luder[180], как вор бумажник. Ловкость рук, господа-товарищи, ловкость рук... и никакого мошенничества. Быстро, красиво, на глазах у обалдевшей от такой наглости публики.
