- Нет. - Сказал он. - Нас трое. Со мной здесь два моих старых друга.
- Значит, трое. - Кивнула Таня.
- Четверо. - Поправил ее Олег.
- Пятеро. - Она снова смотрела ему в глаза.
- И кто же у нас пятый?
- Ее зовут Катерина Николова.
- Болгарка?
- Здесь.
- А там?
- Она из Питера. Но это она пусть тебе сама рассказывает. В Париже оставь ей записку у портье в отеле "Одеон", и она придет на встречу.
"Не проболталась ... Надо же!"
- Правильное решение. - Кивнул Олег. - Когда приедешь в следующий раз, познакомлю тебя со всеми остальными. Пять человек - это сила.
- Прощай.
- До свиданья! - Поправил Таню Олег.
- До свиданья! - Улыбнулась она и неожиданно, резко привстав на цыпочки, поцеловала его в щеку.
А где-то сзади - то ли справа, то ли слева от того места, где стоял Олег "сводный духовой оркестр" грянул "Прощание славянки", и у Ицковича неожиданно защипало в глазах. Он оглянулся в поисках так к стати вступившего оркестра, но там, где он мог или должен был быть, ничего такого, разумеется, не наблюдалось. Однако музыка-то была! И Баст фон Шаунбург отчетливо ее слышал, вот только так и не понял, откуда она к нему пришла. Из далекого далека прошлого, когда, возможно, под этот же марш уезжал на "японскую"[130] сапер Моисей Ицкович, или из далекого будущего, где с этой мелодией тоже много чего было для него связано. Но так или иначе, она была с Олегом - эта тревожная мелодия - здесь и сейчас, в вечернем Антверпене 1936, а вот Тани, когда Баст обернулся назад, рядом уже не было.
Вверх... Вниз... Вверх... И снова вниз...
"Кончится это когда-нибудь? - Татьяна лежала на кровати в своей каюте и страдала. - На койке". - Поправила она себя через "не могу" - Не вывалюсь, это главное. Понятно теперь для чего тут бортик, но вот желудок...Ох!".
Качка выматывала, ужин, которым угостил Олег, вывернуло уже через час, после того, как "Сибирь" отдала швартовы и вышла в открытое море. А теперь пустой желудок делал робкие пока попытки выйти погулять, как та кошка, которая гуляла сама по себе.
"Ох, мне! Хорошо хоть шифровку составить и отдать успела... А Олег несколько странно себя вел, не находишь? Не подкалывал как обычно... Или просто не до смеха стало?"
"Он мне нравится!" - Эхом пришла мысль, которую Татьяна решительно обозначила, как принадлежащую альтер эго - Жаннет.
"Я вся такая порывистая, вся внезапная такая. - Хмыкнула Татьяна. - Молчала бы шлюха малолетняя! Тебе и Рихард нравился, и этот капитан, что радиодело преподавал, и тот лейтенант - будто бы летчик, и снова Рихард и снова летчик. На передок слабовата? Ты сама хоть раз выбирала?"
"Так получалось". - Звучит виновато, но никаких особых переживаний не чувствуется.
"Дура! - А это как раз эмоция, и, не сказать, что слабая, потому что желудок вот-вот убежит... - Рихард - это же Зорге! Тот еще... дамский мастер!" - "Так получалось" - передразнивает Татьяна... сама - себя. - Так получали! Тебя РАЗРАБАТЫВАЛИ, милая, и не говори, что нет! И физически, и психологически - чтоб не привыкала к одному человеку, и, не дай бог, не влюбилась. Как проститутку готовили. А что завтра предложат? Стать любовницей Гимлера или Геббельса? Правда, хромой гад славянок, говорят, предпочитает..."
Но, видимо, от общей слабости организма Татьяна палку-то перегнула, и тут уже не выдерживает Жаннет:
"А ты сама-то, чем лучше!? Раз обожглась, а потом выбирала! Этот не хорош, тот дурак... Третий и вовсе тюбик зубной пасты не закрывает! Какой кошмар! Мама тебе что говорила? - "Терпимей будь к людям, Таня! С твоим характером одна останешься!" - Как в воду глядела!"
"Много ты понимаешь!" - Возмутилась Татьяна, которую этот странный моно-диалог несколько отвлек и от качки, и от связанного с нею состояния. - Ты меня поучи, болезная! Поучи!"
Но странное дело. Чем сильнее гуляли у нее эмоции, тем "живее" и активнее становилась на самом деле не существующая уже Жаннет.
"Сама стерва старая! - Перешло в контрнаступление альтер эго. - Какого черта ты Олегу нервы мотаешь? Отлично понимаешь - сам он тебя в постель не потянет, и будет делать вид, что всерьез воспринимает твои non probant prétexte[131], и будет ждать, пока ты сама не запрыгнешь, созрев, или не запрыгнешь совсем, перестав ему голову морочить!"